Московия перед смертью вспотела «путинизмом».

Конвульсии умирающего – это объяснит вам всякий врач – могут быть различной продолжительности и принимать самые неожиданные, порой причудливые формы. Иногда так даже зрелые для кафешантана (если отвлечься от личности исполнителя). Картина совершенно иного качества предстает каждому, наблюдающему конвульсии отходящего в лучший мир государства. Картина эта настолько растянута во времени, что никто из современников и никогда еще не поставил точного диагноза, не ощутил распада тела и не вдохнул гнилости отходящего духа; это потомки, вооружившись историческим знанием и соответствующим новой эпохе инструментарием, отваживаются на post mortem диагностику. И тогда – спустя столетия – всем вдруг становится ясно: вот в это-то вот мгновение, с этого самого слова или поступка и начались гниение и распад гигантского и, казалось, могучего, как Собакевич, организма; каждый дошедший до потомков документ, каждый черепок или даже вставная челюсть вдруг обретают сакральное, зловещее значение, все теперь видится знамением, тянется к библейской трагике.

Именно эту стадию переживает Московия сегодня, но нам, свидетелям развала, видеть его не дано. Мы знаем, например, что были декабристы, но было ли учиненное ими «пробуждение Герцена» началом разложения, или «запустил» его, как утверждают сегодня некоторые историки, породивший декабристов Александр I, установить дано лишь потомкам. Лет эдак через двести, у человечества в руках появится крепко сбитая теория распада Московии с точным указанием даты начала процесса и пантеоном героев. Мы же с вами можем только утверждать, что государствообразующая идея, рожденная где-то в дебрях XIII века, к началу века ХХ благополучно клинически издохла. Начались конвульсии огромного имперского тела. И ни большевистское кровопускание, ни затеянная Кремлем Вторая мировая, ни покорение космоса немецкими мозгами, руками и технологиями, ни покорение целины собственными костями – ничего, ровным счетом, не помогло: конвульсии продолжались до тех пор, пока сохранившие в себе живое начало части тела не отпали. Сегодня агонизирует остаток, и сколько ни чубайствуй над ним, ни солженицействуй и ни высурковывайся, конец неизбежен. Судороги принимают, как и было сказано, все более и более вычурные формы, и вот, после Молдовы и Чечни, на челе мечущегося выступило испарение «путинизма», а лихорадка обрела формы поиска «правильной (честной, справедливой и т. д.) федерации».

 

I «Путинизм»

Если сегодня еще и существует нечто, связующее «нацию» воедино, в одно имперское целое, то это, вне всякого сомнения, «путинизм». Как много в этом звуке для сердца русского слилось, как много в нем отозвалось видно не только из результатов свежих опросов[1], но в первую очередь из живейшей дискуссии, развернувшейся последние месяцы в интернете: «оппозиционеры»[2], «демократы», «либералы», «левые» и «правые», имперцы – все, у кого выбиралась свободная минутка, стремились «клацнуть» селфи в обнимку с феноменом. Каких только определений, каких формулировок, какой стальной логики и витиеватой эрудиции не пришлось всем нам вычитывать! И от каких лиц! Нет, прав Владислав Юрьевич, ох, как прав: «Путинизм/…/ он наш. И без него никак».

Ознакомившись со многими и очень многими текстами по теме «путинизма», смею предположить, что поливариантность суждений, мнений и оценок, равно как и вехементность отторжения лежит вовсе не в сложности феномена, но в головах пишущих, в когнитивном диссонансе – эмоциональном отождествлении феномена и личности имядателя. Пишущего следует понять: скорее банан брызнет в глаза соком, чем «имядатель» поразит идеей – трудно вообще вообразить себе человека, которого можно было бы оскорбить подозрением в креативной интеллектуальной активности более, чем святого патрона «путинизма». Но слово невольно порождает логическую цепочку: «путинизм» = Путин; «путинизм» – набор идей режима; идеи режима – идеи государствообразующие; государствообразующая идея – «русская национальная» идея; Путин = «русская национальная» идея. Здесь аналитик замирает в шоке: глуповатый и малообразованный майоришко КГБ и есть «русская национальная» идея?! Вывод, согласимся, не просто шокирующий, но и принципиально неверный: каждый мало-мальски внимательный наблюдатель, даже если он и «оппозиционер», не может не понимать, что Путин – вещь случайная, на политику Московии не оказывающая ровным счетом никакого влияния. Не Путин определяет политику Московии, но Московия, как естественная социально-политическая система, та самая «национальная русская идея», которую почти двести лет как безуспешно пытаются сформулировать московские «философы», – она избирает людей, способных и готовых проводить ее политику. Это империя, издыхая, проиграв позорно Первую чеченскую, нашла среди патриотов самых на тот момент беспринципных и отпетых. Таким образом очевидно: «путинизм» в подаче Суркова – не что иное, как сформулированная иными словами известная максима Володина – «Есть Путин – есть Россия». Без учета этого очевидного факта, невозможен анализ феномена.

На свойстве людской психики эмоционально реагировать на окружающий мир, выезжает Сурков в данной им формулировке: «путинизм» — это «действующая идеология повседневности», «хорошо работающий метод властвования». Здесь нет ни слова, ни полслова об авторстве «феномена», следовательно, нет и никаких оснований навязывать имядателю авторство «идеологии повседневности». Но нет здесь и опровержения, указания на системный или коллективный характер «метода». Следствием выступает, повторяю, невольное и подсознательное, целиком эмоциональное, но кажущееся логическим, равенство: Путин = «путинизм».

Страхи, неудобства, сомнения, критика, отторжение – все естественные реакции исследователя, – связаны с символикой титула (Освальд Шпенглер) и отношением титула к интеллектуальному уровню и личности имядателя.

Злую шутку играет с пишущим и неопределенность в трактовке феноменов с окончанием (титулом) «-изм»[3] – отсюда, например, и споры о коннотации «-измов», произведенных от имен собственных, т. е. имеющих имядателя. Здесь, кроме упомянутой выше эмоциональной оценки личности имядателя, привязывается еще и позиция пишущего к практическим результатам «-изма» – результат жизненного опыта, воспитания, уровня интеллекта, эмоционального настроя и пр.

Давайте договоримся: нет у Природы «-измов» «плохих», как нет и «хороших», все они – как феномены – следствие эволюционного развития социально-политических систем, а названия их – суть термины, присвоенные исследователями или последователями для удобства изучения и классификации, и всех их, независимо от генезиса, можно разделить на две группы: теоретические и практические. Первые – набор идей, положений, гипотез – всего того, что составляет известную теорию или часть теории, и накрепко привязано к имени креатора: «марксизм», «платонизм» или «фройдизм»; вторые – набор методов, решений, способов и пр. для достижения известной практической цели: «ленинизм», «сталинизм», «троцкизм»… Психологически «нейтральное» или даже «позитивное» звучание первых и «негативное» – вторых, легко объяснимо отношением субъекта к результатам действия феномена[4]. Если первые – теория, более или менее абстрактная, книжная, практические результаты которой – всегда действия политиков, теорию интерпретирующих, то вторые – и есть те самые действия конкретных политиков, результаты которых чувствуют на своей шкуре миллионы. Непонимание различия позволяет апологетам и эпигонам различных, чаще всего – политических, течений, увековечивать имя лидера и даже придать личности носителя некий ореол «теоретика». Так коммунистам удалось сделать из напористого симбирского палача, понаторевшего в жонглировании цитатами Маркса, «теоретика мирового уровня» и даже «философа» простым объединением его практики с теорией Маркса: «Тяни-Толкай» «марксизма-ленинизма» существует лишь в головах «марксистско-ленинских философов» Московии и некоторых стран, еще не порвавших с тоталитаризмом. Думаю, без дальнейших выкладок можно утверждать, что «-измы» практические могут быть отождествлены с личностью имядателя лишь в известной степени, в той, в какой личность эта была свободна в выборе ограниченных, системой определенных, средств, способов, инструментов для ее поддержания.

Таким образом, получаем:

 

Путин ≠ «путинизм».

 

«Путинизм» вброшен в медиальное пространство с единственной целью[5]: набор террористических практик, призванных продлить конвульсии клинически дохлой Московии, освятить ореолом некой «теории» («идеологии повседневности») и, следуя логике символики титула, напялить на плешь убогого кремлевского карлы венец «теоретика». Вспыхнувшая на страницах «оппозиционных» масс-медиа живая дискуссия подтвердила успешное достижение цели: «путинизму» удалось проникнуть в мозги и занять свое место в ряду прочих «-измов».

 

Для того, чтобы окончательно снять знак равенства между Путиным и «путинизмом», интересно, на мой взгляд, рассмотреть феномен параллельно с «бонапартизмом», тем более что в одном из текстов подобное сравнение я уже встречала.

Чисто эмоционально слово «бонапартизм» вызывает у нас картинки из школьного учебника истории, цитаты стихотворений Пушкина и прочих, ностальгических, но мало заслуживающих доверия источников: круглую ряшку императора Наполеона I Бонапарта, толстенькие ляжки в белых лосинах, непомерную жажду власти их обладателя, стремительный взлет командира батареи в императоры Франции и покорители Европы и пр. расхожее и приевшееся. Люди знающие, эрудированные, тонко улыбаются и поправляют: Наполеон I никакого отношения к «бонапартизму», признаки которого сформулировал Маркс ровно тридцать один год после смерти Grand Empereur, не имеет. Маркс, в политике его племянника, Луи Наполеона III Бонапарта, рассмотрел черты некой, неопределенной документально, сделки[6]. По мнению философа, буржуазия[7] добровольно отказалась от законных претензий на участие в политической власти в обмен на гарантии свободы экономической деятельности и защиту от растущей угрозы пролетариата, претендующего на свой кусок социального пирога[8]. Совершенно очевидно, что феномен никоим образом не связан с личностью не только дяди, но и племянника, и описывает – по Марксу – реакцию власти на изменяющийся баланс сил внутри государства. Какое отношение бедняга Бонапарт имел к идеям[9], движущим политикой, на какую креативную, генеративную часть в этих идеях мог претендовать – установить не удастся никогда – идеи, подвигающие режим действовать так или иначе в зависимости от изменения ситуации, как правило, результат коллективного мышления огромного числа людей, реакция целой системы.

Нечто подобное наблюдаем мы и в Московии конца ХХ века. Только здесь баланс сил нарушился не становлением и ростом нового класса или политической силы, но осознанием национальных прав порабощенными Москвой народами: Чечня победила Московию в Первой Чеченской и фактически отделилась; семимильными шагами в сторону независимости двигался Татарстан; примеру Чечни следовала Ингушетия…[10] Московитское мещанство (здесь о «буржуазии» и «среднем классе» в критериях Маркса говорить как-то стыдно и неуместно), т. е. сборище имперских коллаборационистов, вышедших из разных народов и национальностей, чувствуя нутром приближающийся конец империи, прибегло к последнему средству: согласилось на усиление диктаторских полномочий Кремля. Все, голосовавшие весной 2000 г. за Путина, знали о «рязанском сахаре», знали по чьему приказу и кто взрывал спящих москвичей, буйнакцев и волгодонцев, знали также, во имя чего нужны были эти жертвы, следовательно, сознательно и добровольно сдавали свои гражданские права и свободы в обмен на стабильность империи, нерушимость ее границ; те же люди в 2004 знали, кто виноват в гибели моряков «Курска» и применении в центре Москвы боевых отравляющих веществ, т. е. знали, что иных средств сохранить империю у Кремля не осталось. И оба раза подавляющим большинством выбрали диктатуру. Они осознанно и добровольно шли на сделку; они знали, какие выгоды она им сулит. Это ли не компромисс: отказ от собственных прав и свобод в обмен на стабильную атмосферу тюрьмы?

Но московский компромисс, при всем внешнем сходстве с «бонапартизмом», отличается от него многими параметрами, в первую голову – базисом. Если во Франции середины XIX века компромисс опирался на частную собственность, защищал свободу предпринимательства и широкого пользовался плебисцитом, то базой московскому компромиссу конца ХХ века служил лишь подбрюшный и вековечный, типично московитский страх увидеть вдруг независимыми и свободными своих собратьев-рабов. Одного этого различия достаточно для того, чтобы феномен получил имя собственное. Так чем плох «путинизм»?

 

Итак, «путинизм» следует описать, пользуясь любезной поддержкой Суркова, как

 

хорошо работающий метод властвования в период распада колониальной империи; метод, характеризующийся беспринципной ложью, оголтелой пропагандой, терроризмом – внешним, но в первую очередь – внутренним, коррумпированностью и криминализацией всего государства, милитаризацией всей социальной сферы

 

Этот «метод властвования», разработанный не Путиным и насыщенный не его идеями, тем не менее, имеет полное право носить его имя.

Таким образом, очевидно, что «путинизм» не есть «идея», тем более «идея национальная, русская», «идея государствообразующая», но очередное практическое воплощение ее, практика удержания тюрьмы народов в новых условиях – Технологической революции 4.0 и Глобализации. То, что у постели умирающей Московии оказался человек по имени Путин – чистая случайность; реакция его администрации на внутренние и внешние вызовы – закономерность. Всенародная популярность имядателя, особенно после открытой агрессии против Украины, не оставляет никаких сомнений в том, что практики режима ложатся в души социума Московии без зазора.

Здесь можно было бы поставить точку на «путинизме», но сперва одно замечание: если поверить «оппозиционным» экспертам, что «путинизм», как идея, суть не что, кроме коррупции и клептомании, то придется задуматься и о причинах его практически стопроцентной поддержки социума, и вот уже более двадцати лет. Из вопроса следует неприятное патриоту: а не вырос ли феномен из самых корней народных? И, если так, то не сидит ли в каждом московите (москале) маленький такой «путин»? Но к этой мысли мы вернемся несколькими строчками ниже.

 

II Главный вопрос империи

До сих пор в наших рассуждениях мы принимали исходным посылом эмоциональную реакцию «оппозиционера»-аналитика на символику титула. Сейчас нам предстоит болезненное, но целебное хирургическое вмешательство в менталитет исследователя. Нам предстоит рассмотреть, насколько действительно эмоциональны его реакции, и насколько подготовлены всем комплексом воспитания и образования, воздействием окружающей социально-экономической среды, исторической инерцией бытия, т. е. попытаться выделить рациональную их составляющую.

 

«Оппозиция» оказалась способной к учению: из ленинского «права наций на самоопределение», приведшего к развалу империи и очередной империалистической войне по собиранию освободившихся колоний, и ельцинского «берите столько суверенитета, сколько сможете унести», результатом которого стал «Парад суверенитетов» и поражение Московии в Первой Чеченской войне, она сделала правильные выводы и перенимается теперь сочинением «новой», «правильной», «честной», «братской» и еще черт-те какой модели «федерации» на основе «экономической», сулящей «процветание» всем субъектам. Обоснованием подобной умозрительной гимнастики подают нам стремление избежать кровопролития, якобы неизбежно долженствующего последовать в случае развала империи по национальным границам, дутые, насквозь фальшивые цифры процентного преобладания «русских» в национальных республиках, а бывает – и протяженность железных дорог.

Идея, на первый взгляд, занимательная и поразительно простая: делим всю территорию на «экономические зоны» так, чтобы каждая «зона» имела на своей территории известные источники гарантированного дохода. Все «зоны» при таком раскладе, становятся самодостаточными и все вместе решают, сколько от щедрот своих пожаловать Москве на то, чтобы она представляла их интересы в мире, заботилась об обороне, согласовывала стандарты, модерировала, неминуемые даже среди «процветающих зон», конфликты и выполняла прочие мелкие поручения. Это – новое: все известные человечеству федерации – суть объединение народов, а не экономических субъектов. Но «новое» не значит «невозможное». Давайте возьмем это предложение и повертим его в руках.

И тут даже у не очень внимательного читателя не могут не возникнуть вопросы, которые и рассмотрим тезисно, в режиме и рамках журнальной статьи.

1. Благосостояние Московии покоится главным образом на доходах от продажи полезных ископаемых. Как должны быть протянуты границы «зон», чтобы на территории каждой находились разработки полезных ископаемых или части транспортной инфраструктуры по их доставке покупателям?
2. Нечто схожее было уже однажды предпринято в Европе. После Второй мировой войны страны-победители, разделившие западную часть Германии на три оккупационные зоны, провели федеральную реформу. Так на карте страны появились неведомые ранее Райнланд-Пфальц, Северный Райн-Вестфалия, Баден-Вюртемберг… Были и другие «географические новости», но на примере этих трех удобно рассмотреть возможные пределы модели «оппозиции». Райнланд-Пфальц, например, был склеен из территорий, населенных тремя народами – Пфальцем, Райнландом и Райнхессеном, плюс две административные области – Кобленц и Триер. Все пять субъектов – «чистые» сельскохозяйственные регионы, лица которых не портил даже один из крупнейших химических концернов мира BASF (Людвигсхафен), следовательно, изначально в модель было заложено дотационное будущее земли. Баден-Вюртембергу, напротив, удалось восстановить свой промышленный потенциал – прежде всего – автомобилестроение и сопутствующая промышленность, – и стать одним из доноров. Северный Райн-Вестфалия, напротив, из, казалось бы, несокрушимых гигантов немецкой индустрии, превратилась в Землю, живущую сегодня от федеральных щедрот. Кто мог тогда, в 1946-49 годах, предполагать, что придет время, и стране придется отказаться от добычи каменного угля, и перевести за рубеж производство знаменитой крупповской стали? Тюссенской, впрочем, тоже. Из сказанного очевидно, что экономическая федерация – явление неустойчивое, в корне зависимое от конъюнктуры рынка, спроса, предложения, развития технологий. Федерация же германского образца устойчива именно потому, что, несмотря на попытку победителей устроить бабилонское смешение народов, здесь сохранилась немецкая нация, необходимой и неотъемлемой частью которой чувствуют себя швабы, пруссаки, саарландцы и далее по списку – без исключения!

Отсюда можно сделать и первый уже вывод:

 

успешная, жизнеспособная федерация предполагает государствообразующую нацию, частью которой ощущают себя все без исключения входящие в нее народы.

 

Первые два пункта описывают явления очевидные, не требующие затрат умственной энергии. Сейчас мы перейдем к рассуждениям, не лежащим на поверхности и, возможно, не столь очевидным.

3. Разделение территории должно происходить под действием неких сил. Силы могут быть естественными или синтетическими (созданными человеком).

3.1. Силы естественные должны быть исключены из рассмотрения: национальные отброшены самой моделью, как ничтожно, пренебрежимо малые, а экономические невозможны ввиду отсутствия точек приложения – новых «зон» еще не существует, значит, не существует ни точек приложения сил, ни начальных импульсов. Следовательно, деление территории на «зоны» может быть реализовано лишь

3.2. силами синтетическими – административными. Сегодня единственным полномочным центром, источником административного давления есть Москва, следовательно, она и будет проводить «реформу» федерации, в результате которой должна будет отказаться от собственных властных полномочий и материального благополучия. О реальности подобного альтруизма желающие могут дискутировать с авторами проекта.

4. Модель «оппозиции» ошибочна по сути: федерация – суть объединение, а не разделение. Все известные миру федерации, как новое целое, – результат синтеза отдельных национальных субъектов. Московитские «оппозиционеры» предлагают анализом существующего целого на некие «экономически процветающие зоны» создать новое целое. Здесь, очевидно, отсутствует второй шаг: синтез результатов анализа в качественно новое целое. Проблема, однако, в том, что, разделив империю на экономические «зоны», Москва вынуждена будет либо наделить их соответствующей степенью свободы для добровольного вхождения в новую федерацию, либо создать условия, в которых новые «зоны» не в силах будут Кремлю отказать. Первое, согласно п. 3.2, исключено; второе – суть ленинская идея «добровольного» Союза Республик.
5. Главный вопрос всякого государства – вопрос о собственности. Московия никогда еще во всю свою историю не знала частной собственности. Нынешний олигархат – не что иное, как институт смотрящих за собственностью государства. Истинным собственником, как и при Иване III, является Кремль. Разделение собственности между «зонами» приведет к эмансипации последних; «зоны» обретут свободу выбирать между независимостью и образованием федераций с произвольным числом участников. Присутствие Москвы в этих новых федерациях – более чем невероятно.

Подводя итог, можно утверждать:

 

Москва никогда не пойдет на фрагментирование собственности; любое деление на субъекты «федерации» из единого центра всегда будет иметь целью поддержание экономического, научного и культурного состояния субъектов на уровне, исключающем саму возможность автономного и независимого существования их качестве субъектов международного права.

 

Федерализация может быть осуществлена лишь «снизу» – инициативой независимых национальных субъектов международного права.

 

Таким образом, уже из этих, бегло и наскоро представленных пунктов, видно, что «новая федерация» есть не что иное, как новый текст на старую мелодию ГУЛАГа: как Московию на «зоны» не дели, они были, есть и будут зонами лагерными, а кремлевская администрация, как себя не назови, будет оставаться лагерной администрацией.

 

Московия может быть лишь тоталитарным государством с жесткой административной вертикалью, подавляющей любые национальные претензии.

 

Что, собственно, и предполагает «новая» модель «федерации» московской «оппозиции».

 

6. Доказательство от противного

Теперь, дабы убежать подозрений в предвзятости и намеренной контаминации условий эксперимента, давайте подойдем к тому же вопросу с другой стороны, т. е. попробуем решить задачу методом от противного. Вообразим, что результатом какого-то социально-политического чуда вожделенное «оппозиционерами» разделение на «процветающие экономические зоны» состоялось. Это значит, выводы, к которым мы пришли выше, неверны – Москве удалось переступить через вековой колониальный опыт и вернуть «зонам» новой федерации принадлежащую им собственность, а народы, населяющие зоны, согласились на отторжение их собственности в пользу новых «зон».

Итак, «зоны» новой Московии зажили богато и процветающе, на зависть всему миру. Чем богаче, чем успешнее экономически будут «зоны», тем скорее в них будут появляться зажиточные люди – третье сословие, средний класс, – основа любого государства. Москве не удастся ни остановить этого процесса, ни исключить из него представителей коренных национальностей, проживающих в экономических «зонах» – она, как федеральный регулирующий центр, будет крайне в средствах ограничена и лишена возможности осуществлять насилие в прежних, известных нам до сих пор, пределах. Итак, среди финансовых элит новых субъектов федерации будет неуклонно расти процент национальных кадров, т. е. истинных, не назначенных когда-то Москвой, владельцев тех богатств и той прибавочной стоимости, какими обладает их родина и какую производят на земле их предков. Чем богаче и многочисленнее будет этот национальный средний класс, тем сильнее будет его стремление к

– самостоятельности;

– объединению с соплеменниками, что оказались, в силу разделения их родины между двумя или несколькими «зонами»;

– избавлению от пришельцев и, в конечном итоге,

– созданию национального государства.

Иного пути социальная эволюция человечества просто не знала, и надеяться на то, что на Московии «оппозиционерам» удастся изобрести новый путь эволюции, не приходится. Опыт всех колониальных империй говорит о том, что развал начинается с появлением и укреплением национальной элиты – культурной, военной, научной, административной, – способной сформулировать национальную идею и довести ее до масс, и достаточно решительной для того, чтобы вступить в политическую, а если придется, то и вооруженную борьбу с метрополией за имплементацию идеалов национальной независимости. Администрации зоны не останется иного выбора, кроме физического уничтожения лидеров национально-освободительного движения и подавления любых проявлений национализма. Как видим, и этот вариант решения привел нас туда, куда ведет историческая логика Системы: под сень кремлевских башен.

В непонимании или демонстративном игнорировании исторических уроков развала империй – врожденная ошибка всякой московитской «оппозиции». «Оппозиционеру» для того, чтобы стать оппозиционером, следует прежде всего понять: нет в Московии федерального субъекта «Камчатка», но есть Ительмены, Коряки, Чукчи, Алеуты, Айны, Эвены, Камчадалы – они, исключительно они, наделены исконным и неотъемлемым правом решать, что будет с их территориями, сколько на Камчатке будет государств и какие федерации они образуют. И, пока живет последний из них, – право на владение – в его руках.

Решать вопросы федерального устроя следует не в московских кабинетах или кухнях, а за одним столом с народами, населяющими территории Московии.

 

III Общие выводы

Сказано: «Путин – это Россия». И сказано совершенно справедливо: Путин – Россия, какую мы знаем, и какую, к сожалению, никогда не теряли. И до тех пор, пока «оппозиция» будет отворачиваться от этого очевидного факта, до тех пор, пока будет искать идеологию режима в криминале, коррупции, агрессии, а истоки ее – в петербургской подворотне, до тех пор ничего нового и светлого она народам Московии не несет. И будущее этой территории выглядит трагически.

Подобно Ницше, бывшем, как известно, неосознанным социалистом (Освальд Шпенглер), московитские «оппозиционеры» – суть неосознанные имперцы, и все отличие их от имперцев официальных – в отдалении от власти. При стремлении этого отдаления к нулю, вся их «свободолюбивая» риторика также устремляется к нулю: ее вытесняет осознание безальтернативности оставшихся в распоряжении Москвы средств поддержания стен тюрьмы. Предложенная ими «федерация свободных экономических зон» – в сердце своем – усиление, цементирование власти Москвы, т. е. очередной инструмент «путинизма». А это значит: свой, маленький, любовно пестуемый, «путин» сидит в каждом «оппозиционере» и в конечной точке рассуждений, на уровне сингуляризации духовного империализма, они неразличимы друг от друга: московитский «оппозиционер» и путинский «теоретик».

Сама идея разделить чужие территории и «загнать» хозяев их «железной рукой в счастье» – типично московитская, до мозга костей колониальная и родиться могла только в имперской голове. Здесь и ответ на вопрос заглавия: «путинизм», к сожалению, очередной симптом умирания империи.

 

Ирина Бирна,                                                                                                                    20.12.2019

[1] 72,3% «доверия лично у В. В. Путину» (ВЦИОМ); 70% «одобряют деятельность Путина», 60% выражают «доверие президенту», 52% «считают, что дела в стране идут в правильном направлении», а 42% так даже «готовы терпеть любые недостатки из-за аннексии Крыма» («Левада-центр») (УП, 27.11.2019).

[2] Я объясняла уже многократно логику кавычек у слова «оппозиция», повторю еще раз: во всю историю, вся московская «оппозиция» была оппозицией правящему режиму – будь то царизм, «демократия» Временного правительства, коммунисты или нынешние «демократы суверенные». Никто и никогда не проникался мужеством настолько, чтобы поставить под сомнение саму колониальную суть Московии. Отсутствие оппозиции ведет к круговому движению истории вокруг колониальной идеи.

[3] Проблема, надо признать, не нова. Скажем, цитированный выше О. Шпенглер, рассуждая о «человеке мыслящем» и «человеке действующем», классифицирует «-измы», как часть «истории духа» («Geschichte des Geistes»), отказывая им в практической ценности и влиянии на «все великие свершения Истории». История – по Шпенглеру, – результат деяний «человека действующего» (ср. «/…/ в реальной истории Архимед, со всеми его открытиями, /…/ был менее значим, чем тот солдат, который его /…/ убил» – Oswald Spengler «Der Untergang des Abendlandes», Anaconda, 2017, стр. 709, пер. мой, иб).

[4] Здесь, в качестве примера, уместно упомянуть феномен «фройдизма» – для одних – это чистой воды шарлатанство, для других – наука. Эти вторые ни мало, ни много – ровно одиннадцать раз выдвигали З. Фройда на Нобелевскую премию в области медицины, но первым всякий раз удавалось убедить Комитет в том, что «фройдизм» с медициной соприкасается лишь докторской степенью ловкача-изобретателя.

[5] Думаю, еще одной целью Суркова было если не отвлечь внимание, то, во всяком случае, разбавить информацию об уголовной, террористической и военно-преступной деятельности, накапливающуюся на различных страничках интернета с тем же названием. Теперь каждый, гуглящий слово «путинизм», будет находить правду о феномене, крепко разбавленную хвалебной ложью «дискуссий» о нем на страничках, созданных и контролируемых Кремлем.

[6] Karl Marx, «Der achtzehnte Brumaire des Louis Bonaparte» (1852)

[7] Это уже ленинское – у Маркса «Bürgertum» – т. е. гражданство, мещанство в общем смысле, средний класс, – что в корне меняет смысл понятия и уничтожает ленинскую его подгонку под практические требы конкретной ситуации – еще одно, возможно, лишнее, доказательство различия между теоретическим марксизмом и практическим ленинизмом.

[8] Прошу оппонентов не ссылаться на ленинское «определение» «бонапартизма», равно как и на бесчисленные «определения» советских «марксистско-ленинских» «философов» от коих «трещит» интернет – так мы никогда из болтовни не выберемся.

[9] Теория явления, подмеченного Марксом, известна человечеству со дней оных. Не даром Марксу указывали на то, что описанный им «бонапартизм» – суть «цезаризм» Гая Юлия, а мы сегодня можем продлить ряд «франкизмом», деятельностью Пиночета в Чили и т. д. Это всё явления одной теоретической природы, отличающиеся друг от друга практикой исполнения. Для облегчения изучения, исследователи присваивали некоторым имя человека, стоящего у руля того или иного государства. Становился ли имядатель после этого теоретиком?

[10] К моменту прихода Путина в Кремль, в Московии не осталось ни одного(!) субъекта федерации, не включившего в свою конституцию статьи о суверенитете (Википедия). Ельцинское «берите столько суверенитета, сколько можете унести», народы Московии приняли буквально, как некогда ленинское «право наций на самоопределение». С таким вещами в колониях не шутят! Лгущий всегда должен помнить: ложь может быть повернута лицом к нему.

Из писем к Володе. Письмо тридцать второе

 

«А когда уезжал этот немец, то много чего оставил хозяевам.

Цельный ворох заграничного добра.

Разные пузырьки, воротнички, коробочки.

Кроме того, почти две пары кальсон.

И свитер почти не рваный»

Михаил Зощенко, «Качество продукции», 1927

 

Привет, Вован!

 

Прости, Вованя, что долго молчала. Не с руки было как-то сразу писать и лезть со с моими благодарностями – народ ведь завистлив, мало ли что присочинят.

А теперь время прошло, страсти улеглись, и я могу от всего сердца сказать тебе спасибо! За поддержку и понимание! Я и так знала, что права, но если корефан поддержит – тут, Володя, такое в душе начинается! Праздник сплошной!

Поверит ли кто, что я тебя даже и не просила ни разу, это ты сам прочел, понял, защитил! Никто за язык не тянул.

И то правда: ну чего они на меня набросились? Будто это я, в самом деле, написала! Нет ведь – французский маркиз, его и хулите, а меня в покое оставьте – я только цитировала! Ци-ти-ро-ва-ла – неужели неясно?

Поэтому приятно, что именно ты, именно со с твоей позиции, именно подтвердил маркизовы слова и мое право на цитирование: мол, да, воровали, воруем и воровать будем; сейчас вот ждем, пока они там у себя на Западе новые технологии выдумают, и мы их цап-царап!

Так и маркиз же за то же:

«Ум этого народа-подражателя питается чужими открытиями»

«Куда ни посмотри, Россия во всем отстала от Европы на четыре столетия»

«ловкость присуща русским во всем, в том числе и в воровстве»

«привычка брать все, что плохо лежит, не мешает тем же самым людям быть очень набожными»

«воровство укоренилось в их нравах; а потому воры живут с совершенно чистою совестью, и физиономия их до конца дней выражает безмятежный покой, способный обмануть даже ангелов. На память мне то и дело приходит наивно-характерная поговорка, непрестанно звучащая у них в устах: «И Христос бы крал, кабы за руки не прибили».

«воровство имеет столько же видов, сколько есть ступеней в общественной иерархии» – ну, и т. д. – всего разве упомнишь!

Ну и что – неправ маркиз? Сгустил краски? Нет, краденное всё! То есть, Вова, ты, может, и не знаешь, тебе не сказали, но ты не первый – до тебя украли флаг (Петруша «великий» из Нидерландов «прихватил»), герб (двухголовую курку «вынесли» из Бизантии[1]; там московского всего – задница с воткнутым в нее крестом), гимн (идея английская, мелодия – тоже, слова переводные), патриархат, балет, атомную бомбу, ракето-, самолето-, автомобиле-, судо- да и вообще любое –строение… А что не украли, то вам иностранцы построили: Кремль, храм Василия блаженного, Петербург, ружейные заводы, железные дороги, Днепрогэс, консервные заводы… 90% «великого и могучего» – слова заимствованные: уровень развития культуры и экономики Московии не требовал новых терминов и понятий – вполне мата хватало, а новые приходили в язык русский вместе с краденным. Я даже, Вова задумалась тут, после маркиза и твоей защиты: а не происходит ли слово «двор» от «вор»? И «дворянство», а? И «творчество» – тоже? То есть – не было ли на Московии испокон веков воровство видом «творения», «творчества»? Не требовало ли столько же вдохновения и душевного подъема? Или там – озарения? И не является ли воровство такой же скрепой, как «православие», «патриотизм», «духовность» или «Боярышник»? О связи московского православия и воровства, впрочем, у Кюстина есть, не будем повторять. А вот за остальное ты, Вова, Медяка спроси – он у тебя на культуре бабло пилит.

Во всяком случае, трудно вообразить иную сферу деятельности, обогатившую русский язык более. Ты только вспомни, пораскинь умишком, сколько ласковых эпитетов придумал народ русский этой своей слабости: «лямзить», «пионерить», «уводить», «цыганить», «выносить», «умакнуть», «одолжить», «взять посмотреть», «забыть отдать», «прихватить», «я думал, оно так просто лежит», «попользоваться», «взять», «тырить», «спереть», «слупить», «угнать», «изъять», «экспроприировать», «вернуть законному владельцу», «найти», «тащить», «грабастать», «списать», «потерять» – воистину, поразишься творческой смекалке этого народа. А вышедшую из моды поговорку за Христа, который на Московии не ворует, заменили актуальной: «Не берут только памятники Ленину, потому что ладонь вертикально развернута!» (вариант: «… потому что кепка в руке!»).

Отсюда и мудрая внешняя политика: надо же народ в тренаже держать, лучшее в нем холить и праздновать. За технологии ты уже сам сказал, а вот за успехи в Сирии – скромно умолчал. А ведь гениальный ход был! Дорого бы я дала за то, чтобы узнать, от какого такого предложения старина Дональд не смог отказаться и согласился вывести своих солдат из Сирии! Тонко все было сделано. Профессионально. Все тут же на курдах зациклились: мол, Америка союзников бросила и вообще. А русские непобедимые витязи тем временем на американские базы зашли… а там!.. Там, Вова, одних жестянок из-под «колы» столько было, что витязи даже не подрались… не, ну не без того, конечно, но до членовредительств не доходило. Я так думаю: это-то и был главный скрытый ход – витязям хоть как-то боевой дух поддерживать надо – их, бедолаг непобедимых, только дети, да беременные там не бьют, а тут – радость в дом! – наконец-то помародерить можно от всего сердца! Американскую(!!!) базу заняли! Без единого выстрела! Там американцы добра оставили – до утра! Там, Вова, даже унитазы были! Говорят, одно Шойгу пять унитазов – почти без трещин! – утащило: себе во дворец, теще на фазенду, и еще одной женщине, куда-то в Воронеж – на черный день. А сержант М. вырвал голыми руками из стены блестящий такой кран и отправил жене с наказом: положить в сервант и молится, чтоб господь воду в кран послал. Только зря – не получит вдова крана – слямзят по дороге – воздух там какой-то такой.

С унитазами – это не просто так – тут традиция, тут цап-царапание стратегическое: пока отечественная керамическая промышленность объемы осваивает и производственный процесс налаживает, унитазов этих самых по миру – немеряно. Бери – не хочу! Вон, захватили украинские катера с буксирами, а и там – они! Более того, Вова, там машины были такие, которые сами стирают! А в машинах – портки матросские – как у Зощенко – почти без дырок!

Это, Вовань, мудро: во-первых, мародёрством боевой дух русских витязей держится – это исторически так – хоть Суворова возьми, хоть Жукова; во-вторых, пока на Западе технологии выдумывают, цап-царапычи на унитазах тренируются – прежде чем технологию спереть, пусть руки на унитазах набивают.

 

И все-таки, я бы не злоупотребляла бы. Унитазами. Они ведь одни не приходят, и безобидны только на первый взгляд, а на самом деле имеют одно страшное свойство: на них сидеть удобно. И сидит поэтому на них человек иногда неоправданно долго. То есть, пока он на стене гениталии рисует, стихи пишет или, там, телефон бросившей его подружки – это все понятно и натурально, от этого всем польза, а поди – задумается! Тут ведь, Вовань, кто поручится за то, что в голову полезет с непривычки? Это сперва – унитазы, канализация, а если за ними, не приведи господь, либерасты, еврогеи и разные «права человека»?! Вот отсидится такой морально неустойчивый на унитазе, а потом перестанет жену бить! И как ему такому теперь в глаза православному попу смотреть? Ведь трясение основ начнется! Нет, думаю, не дорос русский человек до унитаза; до демократии не дорос, до свободы, и до унитаза – тоже. Тут народ готовить надо, теория сперва нужна – понятная цап-царапствующим, доступная остальным – что-то вроде: «унитаз в эпоху зрелого путинизма» или «зачем нам унитаз, если у нас Путин есть?» Ты следишь еще или умаялся уже? Тогда вот что: не дашь ли адресок Сурка – он у тебя типа за теоретика канает, я с ним этот вопрос перетру.

 

А теперь, давай, не вешай носа!

 

PS. Как там, кстати близняшки – на кого похожи? Ты его знал?

 

Ирина Бирна,                                                                                                                     04.12.2019

[1] А чтобы концы в воду, обворованную Бизантию назвали «Византией» и до сих пор упрямствуют: мол, не мы, нас там не было, в ваших «Бизантиях».

«Поскребите русского, и вы найдете татарина» – кто из нас хотя бы однажды не встречал этой цитаты? Не проходит буквально дня, чтобы не освятила она ту или иную публикацию, покушающуюся на критику кремлевской национальной политики карательной русификации, катящейся по трупам национальных языков, культур и традиций, наспех сочиненной и, в очередной раз, под очередного кремлевского небожителя, откорректированной российской «истории» или «великой русской» культуры; она же служит исчерпывающим объяснением почти всем тем мерзостям, что творила и творит Московия по отношению к соседям, равно как и оправданием рабской покорности народа российского. Под цитатой, само собою, ссылка на первоисточник: «Кюстин, «Россия в 1839 году»» – добросовестные публицисты, критики и комментаторы не могут позволить себе риска быть уличенными в нарушении copy right: за кражу интеллектуальной собственности сегодня бьют по рукам, даже если пострадавший собственник – покойник и не может постоять за себя. Это очень и очень отрадный факт, свидетельствующий о смягчении нравов: если российские публицисты перестанут красть цитаты или «забывать» сопровождать их кавычками и ссылками, то, возможно, недалеки времена, когда на встрече с ними можно будет безнаказанно оставить на столе ручку, футляр для очков или USB stick!

К сожалению, отмеченное смягчение нравов никак не отразилось на профессиональных повадках, и добросовестность на теренах империи по-прежнему остается товаром чуждым, как и оба слова, понятие составляющие – чему и обязана своим появлением предлагаемая работа. Дело в том, что приведенная выше цитата знаменитого и незаслуженно забытого маркиза заинтересовала и меня и, поскольку часто находила я ее в разных вариантах, да еще и с привешенным иногда алиби «приписывается», что никак не могло удовлетворить моих требований академической гигиены, то и решила, наконец, обратиться к первоисточнику. Это тем легче было сделать, что текст находится в свободном доступе в интернете.

Книга поразила меня настолько, что я решила собрать привлекшие мое внимание цитаты в один документ и поделиться радостью открытия с читателями «Мостов». Делаю это, не в последнюю очередь, по следующим соображениям.

1. В процессе работы обнаружила я несколько интернет-страничек, подающих цитаты книги маркиза. Беглое знакомство с ними позволяет мне утверждать, что приведенные там цитаты либо отсутствуют в тексте, либо призваны увести потребителя в определенную сторону от главной идеи автора, ради которой шел он на смертельный риск открытой конфронтации с царским режимом, в те годы не менее могущественным, располагающим не меньшим числом шпионов и опирающимся на не менее многочисленную армию полезных идиотов во всех странах Европы, чем нынешний.
2. Перед читателем первый и до сих пор единственный случай изображения Московии европейцем без обиняков и экивоков, образов и эзопова языка, такой, какой она ему предстала: в домашних тапочках и семейной атмосфере. Это мнение европейца о стране, по крайней мере последние сто тридцать лет лезущей всем в глаза своей «европейскостью». Это мнение о Московии человека иной системы, выросшего на иной почве, вскормленного иными традициями, наивно поверившего в то, что Московия действительно стремится стать европейской державой, что за словами о европействе найдет он европейские же черты: культуру, менталитет, права человека, гуманизм, свободу и пр., но нашедшего лишь подогнанное под время и причесанное по моде ханство Батыя.
3. Поражает текст актуальностью и открывающеюся за нею системностью характера империи. Любознательный и независимый читатель найдет в державе Николая «палкина» все без исключения признаки и черты знакомой ему Московии первых декад века ХХI: коррупцию, воровство, ложь, гибридную политику – как внешнюю, так и внутреннюю, – принудительную психиатрию, повальную шпиономанию; встретит единичных «оппозиционеров», из-под руки и шепотом критикующих отдельные черты режима; узнает о том, что продажная западная – французская и немецкая – пресса уже тогда была на содержании Москвы… – одним словом, читатель не найдет в книге ничего нового, неизвестного ему из его сегодняшних буден. Изменились методики, как меняется технический уровень возможностей, но градиент политики, суммарное направление усилий, философия режима – все это не изменилось ни на йоту. Более того, неутомимый автор приводит соответствующие цитаты из «Истории…» Карамзина, доказывая, что прямая линия московской политики остается неизменной со времен первых московских иванов, перенявших ее от своих господ – татарских ханов. От читателя не потребуется особых, из ряда вон выходящих аналитических способностей, чтобы заметить: книга маркиза де Кюстина кладет конец всем дебатам о преемственности московской политики от Батыя до наших дней. И, следовательно, политика эта не зависит ни от имени очередного кремлевского временщика, ни от названия территории, ни от политической системы, которой прикрывается кремлевский тоталитаризм.
4. Еще более поражает неизменность менталитета подданых империи: логика их объяснений, оправданий и обоснований режима, защита его террористических реакций по отношению ко всему живому и сопротивляющемуся, будь то поляки, очередное восстание которых было потоплено в крови всего за несколько лет до приезда маркиза, преследования католиков и униатов или принудительное «лечение» П. Чаадаева – все это читатель легко перенесет на свой собственный опыт.
5. Возвращаясь к п. 1 и «главной идее» книги, упомянутой в нем: «Россия…» де Кюстина – вовсе не о Московии! И сегодня я уверена, что все кастрированные, искаженные или полностью приписываемые маркизу «цитаты», гуляющие по интернету и, по лени ли, глупости или злокозненности авторов, украшающие статьи и книги, служат одной цели: увести читателя от этой главной идеи, скрыть ее под ярким покрывалом хлестких и точных маркизовых афоризмов и формулировок, уличить его в «русофобии»[1]. Книга – о Европе, о политике Европы по отношению к Московии. Это испуганный вопль очевидца, заглянувшего в глаза чудовищу, которое видит свое историческое предназначение в уничтожении целого континента с его тысячелетней культурой; книга – отчаянная попытка изменить, наконец, политику соглашательства и умиротворения монстра.

Труд маркиза – доказательство неизменности политики Батыя, унаследованной кремлевскими тиранами, и у Европы нет никаких оснований надеяться, что политика эта изменится в обозримом будущем.

Сегодня мы можем только подивиться правоте и прозорливости автора.

 

Несколько замечаний.

1. Чтение предлагаемых цитат не освобождает от ознакомления с первоисточником!

Судя по тому, что цитата, приведенная в начале, в оригинале отсутствует целиком и полностью, книгу не читали ни цитирующие ее авторы, ни редакторы, допустившие свободное хождение цитаты, ни читатели, авторов тех не опровергнувшие, редакторов не посрамившие. А напрасно. Книга хороша не только текстом, не только фактами, не только стилем изложения, но и, не в последнюю очередь, комментариями российского издателя, ссылками на критиков и пояснениями особенностей политики тогдашней администрации. Приведу лишь один пример. По прочтении книги Николай I высочайше повелеть соизволил написать опровержение – факт, ни тогда, ни сегодня никого в Московии не удивляющий. Факт, однако, неопровержимо доказывающий рабскую сущность Московии как идеи, как социального феномена – т. е. доказывающий правоту автора[2].

2. Я долго размышляла о том, как именно, в каком порядке подать цитаты – появления их в тексте или разделенными по темам («Нация», «Менталитет», «Законы», «Гигиена», «Искусство» и т. д.). Совершенно очевидно, что оба вида подачи материала имеют право на существование и воплощение, оба несут в себе достоинства и недостатки. Все зависит от конечной цели потребителя, от того, как мой читатель будет использовать материал. Способ раздела по темам, при всей его наглядности, показался мне не совсем подходящим по следующим причинам. Во-первых, не все цитаты относятся к Московии, не все политичны или социальны. Ниже приведены мысли автора о религии, нравах, немецких дорогах, педагогике и пр. Этих последних совсем немного, и разделение их на темы было бы ничем неоправданно, или, как красиво выражались во времена маркиза: «разнообразие сих предметов ввели бы нас в подробности бесконечные». Во-вторых, процесс разделения есть ни что иное, как классификация, т. е. навязывание моего разумения читателю – действие, противное изначальному намерению выложить перед публикой «чистые» цитаты, избегая даже курсива. В-третьих, во многих случаях темы переплетаются в одной цитате настолько тесно, что упорядочение ее под одну из них означало бы то самое навязывание моего взгляда, о котором выше. В-четвертых, метод разделения на темы сопряжен еще и с дополнительной работой. Пусть предлагаемый «хронологический» порядок послужит критикам доказательством моей лени. Ведь надо же и им чем-то питаться!
3. В некоторых случаях я привожу слова, вложенные автором в уста своих собеседников. Здесь трудно отделить позиции автора и его героев, тем более что все имена скрыты за (*) и идентификация личностей и, следовательно, их взглядов, затруднена даже для узких специалистов. Я исхожу из того, что автор слышал и запомнил то, что хотел слышать и мог запомнить, то, что так или иначе вызвало рефлексию его мыслей и, следовательно, имеет полное право на место среди его собственных замечаний. В этих случаях я не привожу ссылок или пояснений, кому принадлежит сказанное – читатель легко поймет из текста.
4. Приведены мною и несколько цитат, автору не принадлежащие, но помещенные им в текст. Я нашла нужным поместить их тоже, как иллюстрацию и подтверждение позиции автора.
5. По понятным причинам я не даю ссылок на страницу текста – я пользовалась электронным его вариантом в формате Word. Указываю лишь номера писем.
6. В отдельных случаях – всего нескольких! – я сохранила ссылки на Карамзина, «Историей…» которого пользовался маркиз, описывая эпохи Ивана «грозного», Петра «великого» и др.
7. Не привожу я и пояснения имен – каждый легко найдет их в первоисточнике или интернете, здесь они неоправданно удлинили бы текст.

 

И последнее.

Позвольте совет. Принимаясь за чтение цитат или берясь за первоисточник, совершите над собой усилие: оставьте в стороне эмоции. Это в равной степени относиться как к «оскорбленным» «русофилам», так и к «злорадствующим» «русофобам». Книга маркиза не «за» и не «против» «наших», она – зеркало – холодный лист стекла, покрытый с одной стороны серебром европейского менталитета; то, что читатель видит в зеркале, обусловлено лишь покрытием. Выставляя зеркало, маркиз как бы говорит московитам: «Это – ваше лицо, каким оно отражается европейцу. Либо прекратите полуторавековую болтовню о вашей «европейскости», либо принимайтесь за работу, чтобы стать когда-нибудь европейцами!» Он, по собственному признанию, «простодушно произнес вслух то, что все /…/ скрывают из осторожности», произнес в надежде «побудить умных людей пуститься на поиски лекарства».

Но таковых, к сожалению, ни Московия, ни Европа не дали до сих пор.

И это, пожалуй, самый печальный опыт, какой дает прочтение книги.

 

Ирина Бирна,                                                                                                               Ноябрь, 2019

 

 

«Россия в 1839 году», Маркиз Астольф Луи Леонор де Кюстин

 

ТОМ I

НЕСКОЛЬКО СЛОВ ИЗДАТЕЛЯ О ВТОРОМ ИЗДАНИИ (1843)

 

«только правда способна вызвать такую вспышку гнева; объедини все путешественники мира свои усилия, дабы представить Францию страной идиотов, их сочинения не исторгли бы из уст парижан ничего, кроме веселого смеха; больно ранит лишь тот, кто бьет без промаха»

«[я] уступил бы мелочным требованиям моды и стал сочинять бесцветные сказки в лучших традициях любительской дипломатии»

«что сталось бы с историей, если бы ее творцы замолкали из страха быть обвиненными в нескромности»

«Путешественник не только не сгустил краски и не преувеличил размеры зла, но, напротив, боясь, что ему не поверят, умолчал о множестве достоверных фактов, куда более отвратительных, нежели те, что приведены в его книге. Итак, его изображение русских и их правительства — портрет, схожий с оригиналом, но смягчающий его черты; щепетильность и беспристрастность автора так велики, что он пренебрег всеми историями и анекдотами, слышанными от поляков»

«/…/ книге, которой я страшусь не из трусости, а из сознания собственной слабости; выходить на бой с колоссом, с которого я намереваюсь сорвать маску /…/ — предприятие слишком дерзкое /…/» ( из письма Виктору Гюго, 20 декабря 1841 г., иб)

«Если рассказанные мною факты ложны, пусть их опровергнут; если выводы, которые я из них делаю, ошибочны, пусть их исправят /…/ но если книга моя правдива, мне, надеюсь, позволительно утешать себя мыслью, что я достиг своей цели, состоявшей в том, чтобы, указав на болезнь, побудить умных людей пуститься на поиски лекарства»

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

«Девиз путешественника — видеть, чтобы знать»

«Когда иссякает источник рассуждений, начинают бить ключом чувства»

«российскому императору роль земного главы Церкви подобает более, нежели римскому прелату? Русские обязаны верить в это, но верят ли они на самом деле? И верите ли вы, что они в это верят? А ведь именно эту религиозную истину проповедуют они ныне полякам!»

«Я желал бы послать в Россию всех христиан, не принадлежащих к католической церкви, дабы они увидели, во что превращается наша религия, когда ее проповедует национальное духовенство в национальном храме»

«покинуть вселенскую церковь ради некоей политической церкви — значит не просто заблуждаться, но отринуть веру, уничтожить самое ее основание»

«Если сегодня Россия — одно из любопытнейших государств в мире, то причина тому в соединении крайнего варварства, усугубляемого порабощенным состоянием Церкви, и утонченной цивилизованности, заимствованной эклектическим правительством у чужеземных держав»

«смешанное правление (конституционная монархия, иб) более всего благоприятствует расцвету промышленности, обеспечивает людям наибольший уют и достаток; оно вдохновляет человеческий ум на открытия в сфере практической, наконец, оно дарует человеку независимость по закону, а не по доброте душевной»

«эти жители Востока настолько привыкли курить и вдыхать фимиам, настолько привыкли верить льстивым речам, какими они тешат друг друга, что обратят внимание лишь на хулу. Всякое неодобрение кажется им предательством; всякую жестокую истину они именуют ложью»

«они заставили меня по-новому взглянуть на монархическую идею и предпочесть деспотизму представительное правление; уже один этот выбор оскорбит их»

 

ПИСЬМО ПЕРВОЕ

«Увидев русских царедворцев при исполнении обязанностей, я тотчас поразился необычайной покорности, с какой они исполняют свою роль; они — своего рода сановные рабы /…/ в поведении всей свиты цесаревича, как господ, так и слуг, видны привычки челяди. /…/ здесь господствует бескорыстное и безотчетное раболепство /…/ смесь надменности с низостью»

 

ПИСЬМО ВТОРОЕ

«Благодаря содержащимся в отличном состоянии дорогам, продуманной таможенной системе, превосходному управлению эта страна (Германия, иб), колыбель протестантизма, сегодня опережает нас в том, что касается материальной цивилизации; здесь царит некая чувственная религия, сделавшая своим Богом — человечество. /…/ нация может быть счастлива и не помышляя о Боге»

«Во всех деревнях (Германии, иб) музыка служит средством воспитания народа и одновременно источником развлечения: в каждой церкви есть орган, в каждом приходе — школьный учитель, знающий нотную грамоту. В воскресенье он учит крестьян пению, аккомпанируя им на органе; благодаря этому жителям самых отдаленных уголков знакомы шедевры итальянской и немецкой старинной музыки»

 

ПИСЬМО ТРЕТЬЕ

«разве становится главарь банды порядочным человеком оттого, что сообщники однажды взбунтовались и прикончили его? Ложное великодушие ведет к неправому суду»

«В наши дни, повинуясь ложной чувствительности, люди беспристрастности ради ставят на одну доску добро и зло; дабы лучше устроиться на земле, они разом отменяют и небеса, и преисподнюю! Дошло до того, что наше поколение почитает преступлением одну-единственную вещь — осуждение преступника, восхищается только одним — отсутствием убеждений. Ведь иметь собственное мнение — значит погрешить против справедливости… не суметь понять другого человека. А нынешняя мода велит понимать всех и вся.

Вот до каких софизмов довело нас так называемое смягчение нравов, смягчение, представляющее собой не что иное, как величайшую нравственную неразборчивость, /…/ постоянно возрастающую жажду чувственных наслаждений»

 

ПИСЬМО ЧЕТВЕРТОЕ

«страна, которую ее жители покидают с такой радостью и в которую возвращаются с такой неохотой, — дурная страна»

«путешественников /…/ легкомысленных по лености ума»

«Нет человека, который не старался бы оспорить мнение, сложившееся у чужестранцев о его нации»

«Великолепная дорога, уютная, как колыбель» (в Германии, иб)

«потребность в роскоши — следствие благородства нашей натуры, и заглушить ее способно лишь чувство еще более благородное»

«все безобидные суеверия — следствия благородного обычая верить и бояться, неизменно лежащего в основании благочестия и /…/ ставящего человека выше всех прочих созданий Господних»

«у протестантов /…/ религия содержит в себе только «хлеб»».

 

ПИСЬМО ПЯТОЕ

«я охотно расписываюсь в почтении к теории Монтескье. Мое настроение и мои способности настолько подвержены влиянию климата, что я не могу сомневаться и в его влиянии на политику»

Прим. 112 «В каком-то смысле можно сказать, что испытываем мы только то, что желаем испытать, а ведь желать — это самое сложное; с помощью воли мы способны на все, но не в нашей власти повелеть себе обрести волю, а это значит, что мы не способны ни на что»

«Навязать нациям правление большинства — значит отдать их в распоряжение посредственностей»

«людьми можно управлять либо с помощью страха, либо с помощью убеждения»

«поступок убедительнее слова»

«цивилизация, имеющая за плечами на тысячу лет больше, создала нравы, несравнимые с нравами русских»

«слово русского человека крайне ненадежно»

«дух хитрости, наследие лживой византийской культуры, царит среди русских и даже определяет собою всю общественную жизнь империи царей, удачливых преемников Батыевой гвардии. Абсолютный деспотизм, какой господствует у нас, установился в России в ту самую пору, когда во всей Европе рабство было уничтожено. После нашествия монголов славяне, до того один из свободнейших народов мира, попали в рабство сначала к завоевателям, а затем к своим собственным князьям. Тогда рабство сделалось не только реальностью, но и основополагающим законом общества. Оно извратило человеческое слово до такой степени, что русские стали видеть в нем всего лишь уловку; правительство наше живет обманом, ибо правда страшит тирана не меньше, чем раба. /…/ в России всякая речь есть выражение религиозного или политического лицемерия»

«князья и народы /…/ вымещают зло на невинных жертвах; они мнят, что их сила — в чужих мучениях»

«С точки зрения правоверных русских, эти зверства (подавление Польского восстания 1830-31 г., иб) достойны величайшей похвалы; сам Святой Дух нисходит на самодержца и возносит его душу превыше человеческих чувств, а Господь благословляет исполнителя его высших предначертаний; по этой логике, чем больше варварства в поступках судей и палачей, тем больше в них святости»

«У Рима и у всех, кто связан с Римской церковью, нет врага более страшного, чем московский самодержец»

«Когда наша космополитическая демократия принесет свои последние плоды, внушив целым народам ненависть к войне, когда нации, именуемые светочами просвещения, обессилеют от политического распутства и, опускаясь все ниже и ниже, впадут в спячку и сделаются предметом всеобщего презрения, вследствие чего всякий союз с этими обеспамятевшими от эгоизма нациями будет признан невозможным, тогда рухнут преграды, и северные орды вновь хлынут на нас, тогда мы падем жертвами последнего нашествия — нашествия не темных варваров, но хитрых и просвещенных властителей, знающих больше нас, ибо наши собственные злоупотребления научат их, как можно и должно править. Провидение неспроста копит столько бездействующих сил на востоке Европы. Однажды спящий гигант проснется, и сила положит конец царству слова. Тщетно станут тогда обезумевшие от ужаса поборники равенства звать на помощь свободе древнюю аристократию; тот, кто берется за оружие слишком поздно, тот, чьи руки от долгого бездействия ослабели, немощен. Общество погибнет оттого, что доверилось словам бессмысленным либо противоречивым; тогда лживые отголоски общественного мнения, газеты, желая во что бы то ни стало сохранить читателей, начнут торопить развязку, хотя бы ради того, чтобы еще месяц иметь о чем рассказывать. Они убьют общество, дабы питаться его трупом»

«Пусть даже Россия не пойдет дальше дипломатических притязаний и не отважится на военные действия, все равно ее владычество представляется мне одной из опаснейших вещей в мире. Никто не понимает той роли, какая суждена этому государству среди европейских стран: в согласии со своим устройством оно будет олицетворять порядок, но в согласии с характером своих подданных под предлогом борьбы с анархией начнет насаждать тиранию, как если бы произвол был способен излечить хоть один социальный недуг! Этой нации недостает нравственного чувства; со своим воинским духом и воспоминаниями о нашествиях она готова вести, как прежде, завоевательные войны — самые жестокие из всех, — меж тем как Франция и другие западные страны будут отныне ограничиваться войнами пропагандистскими»

«Ум этого народа-подражателя питается чужими открытиями»

 

ПИСЬМО ШЕСТОЕ

«Куда ни посмотри, Россия во всем отстала от Европы на четыре столетия»

«самодержавие открыто присвоило себе духовную власть /…/ которую давно извращало; так создался ужасный союз, неведомый ни одной из современных европейских стран»

«русский деспотизм ни во что не ставит ни идеи, ни чувства, он еще и перекраивает факты, борется против очевидности и побеждает в этой борьбе»

«Удивительная страна, рождающая рабов, коленопреклоненно повторяющих чужие мнения»

«император /…/ способен изменять прошедшее»

«громадная держава, чье влияние Европа, возможно, испытает завтра, так и не сумев постигнуть его причин»

«Правосудия в России не существует»

«От первобытной дикости избавиться можно, от мании же казаться тем, чем ты не являешься, излечиться нельзя»

«Начни я в самом деле вести записи, я наверняка вызову подозрения у проницательнейшего в мире правительства, располагающего превосходнейшими шпионами. Приятного в этом мало; итак, придется прятать свои письма, молчать и не подавать виду, что я догадываюсь о слежке»

 

ПИСЬМО СЕДЬМОЕ

«народы, слепо повинующиеся самодержцу, идут по его приказу на огромные жертвы ради ничтожных результатов»

«Национальная гордость /…/ приличествует лишь народам свободным»

«в основе /…/ тщеславия — страх /…/ в основе величия — ловко скрытая низость»

«составная часть, действующая не по своей воле, подобна винтику часового механизма — и вот что в России именуют человеком!»

«на русской границе со всяким чужестранцем обходятся как с обвиняемым»

«У русских чиновников усердие нисколько не исключает беспорядка»

«Это тот же разбой (русские чиновники, иб): если путника ограбили одни бандиты, это никак не значит, что назавтра он не повстречает других, а три дня спустя — третьих, причем каждая из этих шаек сделает с ним все, что ее душе угодно.

Судьба чужестранца-путешественника зависит лишь от характера чиновника»

«за какие грехи Господь обрек шестьдесят миллионов смертных на вечное пребывание в России»

 

ПИСЬМО ВОСЬМОЕ

«несравненные детали греческой скульптуры, великолепные уловки классического искусства уступили место смехотворному современному украшательству, которое слывет у чухонцев доказательством безупречного вкуса» (об архитектуре Петербурга, иб)

«гостиница его слывет лучшей в Петербурге; это, впрочем, никак не означает, что жить у него удобно и уютно»

«стройке (восстановлению Зимнего дворца после пожара. На работах погибло несколько тысяч человек, иб) постоянно требовались шесть тысяч рабочих; каждый день уносил с собой множество жертв, но на их место тотчас вставали, дабы в свой черед погибнуть в этой бесславной битве, новые борцы, так что потери не были заметны. Меж тем единственной целью стольких жертв было удовлетворение прихоти одного человека! В странах, для которых цивилизация — вещь естественная, то есть давно знакомая, человеческую жизнь подвергают опасности лишь ради всеобщего блага, признаваемого за таковое большинством нации»

«покорство у русских — добродетель врожденная»

«Версаль обошелся во много миллионов, но при постройке его заработали на хлеб столько же французских рабочих, сколько славянских рабов погибли за эти двенадцать месяцев, ушедших на восстановление Зимнего дворца»

«В России монарх может быть любим народом, даже если он недорого ценит человеческую жизнь»

«там, где послушание сделалось условием жизни народа, ничто не может подорвать доверия к власти»

«Знай русские, что могут извлечь мало-мальски внимательные читатели из рассказа историка-царедворца (Карамзина, иб), чья книга внушает им восхищение, а иностранцам — недоверие, по причине его льстивой пристрастности, они возненавидели бы эту книгу и, раскаявшись в привязанности к просвещению, роднящему их с нынешней Европой, бросились бы в ноги императору, умоляя его запретить все сочинения по истории, начиная с труда Карамзина, дабы их прошлое оставалось покрытым тьмой, равно споспешествующей и покою деспота и благоденствию подданных»

«Итак, вот что писал Герберштейн, возмущенный деспотизмом русского монарха (Ивана III, иб):

«Царь скажет, и сделано: жизнь, достояние людей, мирских и духовных, вельмож и граждан, совершенно зависит от его воли. Нет противоречия, и все справедливо, как в делах Божества: ибо Русские уверены, что Великий Князь есть исполнитель воли Небесной. Обыкновенное слово их: так угодно Богу и Государю, ведает Бог и Государь. Усердие сих людей невероятно. Я видел одного из знатных великокняжеских чиновников, бывшего послом в Испании, седого старца, который, встретив нас при въезде в Москву, скакал верхом, суетился, бегал, как молодой человек; пот градом тек с лица его. Когда я изъявил ему свое удивление, он громко сказал: ах, господин Барон! мы служим Государю не по-вашему! Не знаю, свойство ли народа требовало для России таких самовластителей, или самовластители дали народу такое свойство» (Карамзин. Т. VII. гл. IV.)

««Слово царя всемогуще», — говорят они. Да — но, оживляя камни, оно умерщвляет людей. Несмотря на это маленькое уточнение, все русские гордятся возможностью сказать чужеземцам: «Вот видите, вы три года спорите о том, как перестроить театральную залу, а наш император за один год поднял из руин величайший дворец мира» — и полагают, что гибель нескольких тысяч рабочих, принесенных в жертву высочайшему нетерпению, прихоти императора, выдаваемой за потребность нации, — жалкий пустяк и совсем не дорогая цена /…/. Я, француз, вижу во всем этом одно лишь бесчеловечное педантство. Что же до жителей всей этой бескрайней империи, среди них не находится человека, который возвысил бы голос против разгула абсолютной власти.

Здесь народ и правительство едины; даже ради того, чтобы воскресить погибших, русские не отреклись бы от чудес, свершенных по воле их монарха, — чудес, свидетелями, соучастниками и жертвами которых они являются»

«У нас работа дает человеку жить; в России она его убивает»

«Обо всех русских, какое бы положение они ни занимали, можно сказать, что они упиваются своим рабством»

 

ПИСЬМО ДЕВЯТОЕ

«Этот народ, лишенный досуга и собственной воли, — не что иное, как скопище тел без душ; невозможно без трепета думать о том, что на столь огромное число рук и ног приходится одна-единственная голова»

«Деспотизм — смесь нетерпения и лени»

«Российская империя — это лагерная дисциплина вместо государственного устройства, это осадное положение, возведенное в ранг нормального состояния общества»

«Воздух этой страны противопоказан искусствам: все, что произрастает в других широтах под открытым небом, здесь нуждается в тепличных условиях. Русское искусство вечно пребудет садовым цветком»

«покидаю роскошную гостиницу — снаружи дворец, изнутри позолоченное, обитое бархатом и шелком стойло»

«русские боятся своих старинных памятников и оставляют их в небрежении; памятники эти — свидетели их истории, которую они чаще всего желали бы забыть»

«в здешних краях человек кажется добрым, потому что он равнодушен»

«Русские охотно делают из своих героев святых. Им нравится смешивать воедино устрашающие добродетели своих повелителей и чудотворную мощь их небесных заступников; они стремятся освятить жестокости истории авторитетом веры»

«Я разглядывал гробницу Александра Невского скорее с изумлением, нежели с восхищением; искусства в этом памятнике нет и в помине, но роскошь его поражает воображение»

«явление императора Петра подготовили цари Иваны»

«сидел (Петр I, иб) он на пороге этой хижины, наблюдая, как по его велению созидаются на страх Европе город, нация и история»

«В России религиозная терпимость не имеет опоры ни в общественном мнении, ни в государственном устройстве: как и все прочее, она — результат милости одного человека, способного завтра отнять то, что ему заблагорассудилось пожаловать сегодня»

 

ПИСЬМО ДЕСЯТОЕ

«В России дозволены лишь те развлечения, что начисто лишены смысла»

«В России разговор равен заговору, мысль равна бунту»

«мысль здесь не только преступление, но и несчастье»

«столицу, не имеющую корней ни в истории, ни в почве»

«Деспотизм, подобный здешнему, представляет собой неисчерпаемый источник наблюдений и размышлений»

«В России всякий правитель — бог»

«Однако, что бы ни говорили эти покорные подданные, что бы они ни делали, восторг их остается принужденным: это — любовь стада к пастуху, который кормит его, чтобы зарезать.»

«У народа, лишенного свободы, есть инстинкты, но нет чувств»

«Русское правительство — абсолютная монархия, ограниченная убийством»

«Деспоту /…/ потребны рабы, человек же ищет себе подобных»

«В России единственный дозволенный шум суть крики восхищения»

«Наряд этот был бы неплох, умей они его подать, как говорят наши торговцы, и не отличайся большинство его владелиц уродливой фигурой и отвратительной нечистоплотностью»

«Русские вельможи любят пускать пыль в глаза, поражать роскошью и позолотой; к изяществу и чистоте они равнодушны»

«основа их характера и поведения — хитрость. Никто не вправе упрекать их за эту черту, естественно вытекающую из их положения»

«понятие о справедливости неведомо даже тем из русских, кто лишены какой бы то ни было власти»

«/…/ барину, почитаемому свободным оттого, что он владеет рабами»

«благополучие высшего сословия, — это выгода, которую в странах, устроенных разумным образом, извлекают из тщеславия богачей труженики третьего сословия»

«Я не упрекаю русских в том, что они таковы, каковы они есть, я осуждаю в них притязания казаться такими же, как мы. Пока они еще необразованны — но это состояние по крайней мере позволяет надеяться на лучшее; хуже другое: они постоянно снедаемы желанием подражать другим нациям, и подражают они точно как обезьяны, оглупляя предмет подражания»

«Русские сгнили, не успев созреть» (приписано Д. Дидро, иб)

«обычно первым следствием цивилизации является облегчение условий существования»

«кто ничего не может сделать, тому всякое знание — обуза»

«Если народ живет в оковах, значит, он достоин такой участи; тиранию создают сами нации»

«Или цивилизованный мир не позже, чем через пять десятков лет, вновь покорится варварам, или в России свершится революция куда более страшная, чем та, последствия которой до сих пор ощущает европейский Запад»

«Сегодня Франция лает на нас, толком нас не зная, но если завтра она нас узнает, то непременно искусает»

«/…/ лейб-медика, которого, несмотря на его русское происхождение, мне отрекомендовали как человека весьма ученого»

«эти люди (русские врачи, иб) созданы скорее для того, чтобы сочинять летописи, нежели для того, чтобы лечить больных»

 

ПИСЬМО ОДИННАДЦАТОЕ

«Российские политические порядки не выдержали бы и двадцати лет свободных сношений между Россией и Западной Европой»

«несмотря на получаемое ими поверхностное образование /…/ русские еще не могут считаться людьми цивилизованными. Это татары в военном строю — и не более. Их цивилизация — одна видимость; на деле же они безнадежно отстали от нас и, когда представится случай, жестоко отомстят нам за наше превосходство»

«не выношу людей, которые делают глупости, когда у них есть возможность не делать вовсе ничего»

«В свите императора находился татарский хан — данник России, свободный лишь наполовину /…/ Этот царек-раб, поставленный в двусмысленное положение завоевательной политикой его покровителей, счел уместным явиться на церемонию и просить императора всея Руси принять в число его пажей своего двенадцатилетнего сына, которого он привез в Петербург, дабы обеспечить его будущность»

«здесь всюду просторно; это — преимущество страны, где нет нации»

«в обществе, устроенном так, как это, толпа породит революцию»

«Как ни старайся, а Московия всегда останется страной более азиатской, нежели европейской»

«Петербург подобен огромным строительным лесам; леса падут, как только строительство завершится. Шедевр же, который здесь созидается, принадлежит не архитектуре, но политике; это — новый Византий, который русские в глубине души почитают будущей столицей России и мира»

«искусство это держалось по большей части терпением; секрет его в том, чтобы, худо ли, хорошо ли, подражать другим народам и, не выказывая ни разборчивости, ни вкуса, переносить на свою почву то, что было изобретено в других краях»

«Русские почитают верховную власть как религию, авторитет которой не зависит от личных достоинств того или иного священника»

«комедии под названием «Северная цивилизация»»

«Великих результатов нельзя достичь, не пойдя на великие жертвы; единоначалие, могущество, власть, военная мощь — здесь все это покупается ценою свободы, а Франция купила политическую свободу и промышленные богатства ценою древнего рыцарского духа и старинной тонкости чувств, именовавшейся некогда национальной гордостью. На смену этой гордости пришли иные добродетели, менее патриотические, но более всеобщие: человеколюбие, религия, милосердие»

«Здравый смысл нации состоит в том, чтобы угадать и выбрать себе цель в согласии со своим духом, а затем решиться на все жертвы, необходимые для достижения этой цели, поставленной природой и историей. Именно в этом — сила Англии»

«заметил я также и старую царицу Грузии, вот уже три десятка лет как лишившуюся трона. Несчастная женщина бесславно прозябает при дворе тех, кто отнял у нее корону»

«в России я стал демократом, но это не помешает мне оставаться во Франции убежденным аристократом; все дело в том, что крестьянин, живущий в окрестностях Парижа, или наш мелкий буржуа куда более свободны, чем помещик в России»

 

ПИСЬМО ДВЕНАДЦАТОЕ

«на Неве в присутствии всего двора /…/ спущен на воду 120-пушечный корабль /…/ самый большой, какой бороздил когда-либо эту реку» (19 июля 1839 года, иб)

«для поэта молчать значит трудиться»

«механизм управления в моей стране весьма прост; когда бы при наших расстояниях, создающих трудности во всем, правление было сложным по форме, для него недостало бы головы одного человека» (Николай I, иб)

«Русские дорого бы дали, чтобы обзавестись прошлым в несколько веков!»

 

ПИСЬМО ТРИНАДЦАТОЕ

«русский высший свет всю жизнь занят поисками модных образцов в дальних пределах; случается, русские ошибаются в своем выборе, и тогда из их промашки проистекает весьма странный вид изысканности — изысканность безвкусицы»

«беспрестанная озабоченность общественным превосходством других наций»

«кровь немцев, шведов, ливонцев, финнов — разновидности лопарей, спустившихся с полюса, — калмыков и иных татарских рас влилась в кровь славян»

«Знающие люди отнесли мятеж этот (декабристов, иб) на счет влияния тайных обществ, которые вели в России свою работу со времен союзнических кампаний во Франции и частых поездок русских офицеров в Германию»

«В России еще существует деспотизм, ибо в нем самая суть моего правления; но он отвечает духу нации» (Николай I, иб)

«собственное чистосердечие велит мне верить в искренность других — даже в искренность российского императора»

«Когда государь забавляется, он уже не кажется деспотом»

«Люди, что живут здесь (в Петербурге, иб), пришли из Азии»

«им кажется удобнее и проще презирать весь род человеческий без изъятия»

«/…/ буржуа, такие же рабы, как крестьяне, и крепостные-рабочие»

«В России вещи носят те же имена, что везде, но сами они совершенно иные»

«я не только не желаю еще расширять нашу территорию, но, напротив, хотел бы сплотить вокруг себя население всей России. Нищета и варварство — вот единственные враги, над которыми мне хочется одерживать победы; дать русским более достойный удел для меня важнее, чем приумножить мои владения» (Николай I, 14 лет до Крымской войны, иб)

«Император — единственный человек во всей империи, с кем можно говорить, не боясь доносчиков»

«По характеру, равно как и по убеждению, я аристократ и чувствую, что одна лишь аристократия может противостоять и соблазнам, и злоупотреблениям абсолютной власти. Без аристократии и от монархии, и от демократии не остается ничего, кроме тирании, а зрелище деспотизма будит во мне невольный протест и наносит удар по всем моим представлениям о свободе, что коренятся в сокровенных моих чувствах и политических верованиях»

«подданный, полагающий, будто у него есть права, в глазах деспота — бунтовщик»

«До нынешнего путешествия мои идеи касательно деспотизма были подсказаны наблюдениями, сделанными над австрийским и прусским обществом. Я и не предполагал, что государства эти только называются деспотическими, на самом же деле в них к исправлению государственных установлений служат нравы; я говорил себе: „Тамошние народы, которыми правят деспотически, кажутся мне счастливейшими на земле; стало быть, деспотизм, умеренный мягкостью обычаев, вещь вовсе не такая отвратительная, как утверждают наши философы“; я еще не знал, что такое сочетание абсолютного способа правления и нации рабов.

Нужно приехать в Россию, чтобы воочию увидеть результат этого ужасающего соединения европейского ума и науки с духом Азии»

«Искусства в Петербурге вымуштрованы и производят на заказ интермедии, годные для того, чтобы развлекать солдат в перерывах военных упражнений. Все это более или менее великолепно, устроено по-королевски, по-императорски… — но не увлекательно. Артисты здесь сколачивают богатство; вдохновение их не посещает, богатство и изысканность полезны для талантов, но действительно: необходимы им хороший вкус и свободомыслие публики, которая о них судит. Русские еще не достигли той точки в развитии цивилизации, когда возможно испытывать подлинное наслаждение от искусства. Энтузиазм их в этой области и поныне есть не что иное, как чистое тщеславие, одно из их притязаний. Пусть народ этот обратится к самому себе, прислушается к своему первородному гению, и — коли небо одарило его чутьем к искусствам, — он откажется от копирования и станет производить на свет то, чего от него ожидают Господь и природа»

 

ПИСЬМО ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ

«люди знающие и, следственно, почитаемые здесь злонамеренными»

«Русские — выходцы из сообщества племен, которые долгое время были кочевниками и всегда отличались воинственностью; они еще не вполне позабыли бивуачную жизнь. Все народы, недавно переселившиеся из Азии в Европу, стоят в ней лагерем, словно турки»

«из-за врожденной неорганизованности и нечистоплотности народа, живущего в этой стране, площади последние сто лет загромождены обломками всякой всячины и нечистотами любого свойства. Вся эта дрянь год за годом копится в русских городах, оспаривая притязания немецких государей, что мнят, будто воистину послужили просвещению славянских народов»

«если и есть у них вещи, какие называются городами и домами, то не потому, что эти вещи им нравятся или они ощущают в них нужду, но потому, что им говорят: их надобно иметь, либо, скорее, терпеть, дабы шагать в ногу с древними цивилизованными расами Запада»

«Бедные экзотические птицы, оказавшиеся в клетке европейской цивилизации, они — жертвы мании или, вернее сказать, глубоко рассчитанных устремлений честолюбцев-царей, грядущих завоевателей мира: те прекрасно знают, что прежде чем нас покорить, следует подражать нам всегда и во всем. Калмыцкая орда, что разбила лагерь в лачугах, окружив скопление античных храмов; греческий город, спешно возведенный для татар, словно театральные декорации, декорации блистательные, но безвкусные, призванные обрамлять собою подлинную и ужасную драму, — вот что сразу же бросается в глаза в Петербурге»

«Природа и история никак не затронули русскую цивилизацию; ничто в ней не вышло из почвы или из народа — прогресса не было, в один прекрасный день все ввезли из-за границы»

«русский находит вкус в рабстве»

«Надо побывать здесь, чтобы узнать, какие размеры может принимать презрение богатого человека к жизни бедняка, и понять, насколько малую ценность вообще имеет жизнь в глазах человека, обреченного жить при абсолютизме»

«на протяжении более чем столетия благовоспитанные русские — знать, ученые, власти предержащие, только тем и занимались, что клянчили идеи и искали образцов для подражания во всех обществах Европы»

«Гений азиатских народов, бродивших по Африке, вряд ли мог быть противен гению других восточных наций, только что осевших в Европе»

«Простите за шутку: мне часто приходит в голову, что было бы весьма предусмотрительно со стороны народов, наслаждающихся прекрасным климатом, поставлять русским топливо для доброго огня. Тогда бы северяне меньше жалели о солнце» (Намек на опасность завоевательных войн, которые Россия начнет вести, повинуясь извечной тяге северных народов на юг. Прим. 191)

«В них мало развита изобретательность, и чаще всего им не хватает механизмов, приспособленных для достижения нужной цели. Народ этот при всем его изяществе и талантах начисто лишен творческого гения»

«Они умны, но ум их подражательный /…/ такой ум все копирует, но ничего не в силах создать сам»

«У всякой угнетенной нации ум склоняется к поношению, сатире, карикатуре; за свое бездействие и унижение она мстит сарказмами»

«Русские по большей части издают неприятный запах, который ощущается даже издали. Люди светские пахнут мускусом, простонародье же — кислой капустой, луком и старыми смазными сапогами. Дух этот устойчив и неизменен»

«подавляющее же большинство их (простолюдинок, иб) на удивление уродливы и до отвращения нечистоплотны»

 

ПИСЬМО ПЯТНАДЦАТОЕ

«он (император, иб) не говорит пахарю или торговцу: «Ты такой же, как я», но дает понять вельможе: «Ты такой же раб, как они; а я, ваш бог, равно недосягаем для всех вас»

«в России слова значат не то, что в других странах. Там, где недостает свободы, нет и истинного величия: в России есть люди титулованные, но нет людей благороднорожденных»

«представьте себе полудикий народ, который построили в полки, не дав ни образования, ни воспитания, и вы поймете, каково моральное и общественное состояние русского народа»

«Как воспользоваться административными успехами европейских наций, чтобы править шестьюдесятью миллионами человек на восточный лад, — вот задача, которую пытаются решить люди, стоящие во главе России, начиная с Петра I. Царствования Екатерины Великой и Александра лишь продлили вечное детство этой нации, которая и по сей день существует лишь на словах»

«Однажды московский губернатор /…/ написал ей, что никто не отдает детей в школы; императрица (Екатерина II, иб) отвечала в таких примерно словах: «Дорогой князь, не надо жаловаться, что у русских нет желания учиться; школы я учреждаю не для нас, а для Европы, во мнении которой нам надобно выглядеть пристойно; в тот день, когда крестьяне наши возжаждут просвещения, ни вы, ни я не удержимся на своих местах»»

«Между русскими и китайцами есть то сходство, что и те и другие вечно полагают, будто чужестранцы им завидуют; они судят о нас по себе»

«Под всякой оболочкой приоткрывается мне лицемерное насилие, худшее, чем тирания Батыя, от которой современная Россия ушла совсем не так далеко, как нам хотят представить. Повсюду я слышу язык философии и повсюду вижу никуда не исчезнувший гнет. Мне говорят: «Нам бы очень хотелось обойтись без произвола, тогда мы были бы богаче и сильней; но ведь мы имеем дело с азиатскими народами». А про себя в то же время думают: «Нам бы очень хотелось избавить себя от разговоров про либерализм и филантропию, мы были бы счастливей и сильней; но ведь нам приходится общаться с европейскими правительствами»»

«Страх в России замещает /…/ мысль»

«страх никогда не станет душой правильно устроенного общества»

«там, где нет свободы, нет ни души, ни истины»

«Мы у себя дома несчастны, однако чувствуем, что наше счастье зависит от нас самих; у русских же оно невозможно вовсе»

«По-моему, прежде чем принимать изъявления всенародной любви, следовало бы создать сам народ»

«Либо страну эту живописали до сих пор лишь те, кто по положению своему, по складу характера не мог быть независимым, либо же самые искренние умы, едва оказавшись в России, утрачивают свободу суждений»

«Да и что такое, в конце концов, эта толпа, которую окрестили народом и которую Европа почитает своим долгом простодушно расхваливать за ее почтительную короткость в обращении к своим государям? не обольщайтесь — это рабы рабов»

«Деспотизм выказывает себя открыто и независимо лишь по временам — когда у власти оказываются безумцы или тираны»

«попробуйте посоветовать отменить постепенно в России крепостное право, и вы увидите, что с вами сделают и что скажут о вас в этой стране»

«Прежде чем сравнивать наши два народа, подождите, пока ваш появится на свет»

«Одновременно мне на память приходил праздник, который я сам устроил в Севилье для простых людей; притом что было это при деспотическом правлении Фердинанда VII, истинная учтивость простонародья, свободного если не по закону, то по существу, доставила мне предмет для сравнения не в пользу русских»

«сама нация доселе — всего лишь афишка, наклейка для Европы»

«Торговцы, из которых составится когда-нибудь средний класс, столь немногочисленны, что не могут заявить о себе в этом государстве; к тому же почти все они чужестранцы»

«В стране, где нет правосудия, нет и адвокатов; откуда же взяться там среднему классу, который составляет силу любого государства и без которого народ — не более чем стадо, ведомое дрессированными сторожевыми псами?»

«чтобы примирить мягкость законоуложения и традиционно свирепые нравы, здесь поступают так: когда преступник приговорен к сотне и больше ударов кнута, палач, зная, что означает подобный приговор, третьим ударом из человеколюбия убивает несчастного. Но зато смертная казнь отменена!..»

«Тщетно искал я среди шести-семи тысяч представителей сей фальшивой русской нации, что толпились вчера вечером во дворце в Петергофе, хотя бы одно веселое лицо; когда лгут, не смеются»

«ведь я прибыл изучать эту страну в надежде найти здесь лекарство против болезней, которые грозят нам самим»

«Империя эта при всей своей необъятности — не что иное, как тюрьма, ключ от которой в руках у императора»

«Борьба же двух этих законных властей (наследственной и выборной, иб), где одна слепа как сама необходимость, а другая неуловима, словно страсть, порождает гнев тем более бурный, что у адвокатов обеих систем недостает решительных аргументов и они прибегают к одним и тем же понятиям, дабы прийти к прямо противоположным выводам»

«Петербург — это раскрашенная Лапландия»

«Люди в этой стране привыкли жить уныло потому, что сами почитают жизнь ни за что; каждый чувствует, что бытие его висит на ниточке, и каждый делает свой выбор, так сказать, с рождения»

 

ПИСЬМО ШЕСТНАДЦАТОЕ

«Для исконно русских он (польский коллаборационист, иб) вечно будет предметом зависти и у новых своих господ не вызовет иных чувств, кроме настороженности. Жизнь свою и здоровье он растратит в испытаниях, каким его подвергнут, дабы убедиться в его верности; а затем, в результате, если все наконец убедятся, что на него можно рассчитывать, его станут презирать именно потому, что на него рассчитывают»

«Человеку полувоспитанному никогда не придет в голову оставить гостя одного, чтобы сделать ему приятное /…/ Умение покинуть гостя, не повергая его в шок, есть вершина обходительности и высшее проявление гостеприимства»

«современные руины, возникшие благодаря скорее политике, чем времени. (руины замка в Ропше, где убили Петра III, иб) Однако вынужденное молчание, неестественное уединение, властвующее над этими проклятыми обломками, очерчивают перед нами как раз то, что хотелось бы скрыть; как и повсюду, официальная ложь здесь опровергается фактами; история — это волшебное зеркало, в котором народы, по смерти великих людей, оказавших самое большое влияние на ход вещей, видят бесполезные их ужимки. /…/ Правду не похоронишь вместе с мертвецами: она торжествует над боязнью государей и над лестью народов, ибо ни боязнь, ни лесть не в силах заглушить вопиющую кровь; правда являет себя сквозь стены любых темниц и даже сквозь могильные склепы; особенно красноречивы могилы людей великих /…/ мавзолеи государей, умеют хранить тайну о преступлениях, память о которых связана с памятью о покойном. Когда бы я не знал заранее, что дворец Петра III был разрушен, я мог бы об этом догадаться; видя, с каким рвением здесь стараются забыть прошлое, я удивляюсь другому: что-то от него все-таки остается»

«В кабаках матросы, не вовлеченные в мятеж, прилюдно упрекали гвардейцев в том, что те продали своего императора за кружку пива»

 

ПИСЬМО СЕМНАДЦАТОЕ

«Всякий несчастный случай считается здесь делом государственной важности — ведь это значит, что господь Бог забыл свой долг перед императором. Душа этого общества есть политическое суеверие, которое возлагает на государя заботу обо всех невзгодах слабых, терпящих от сильных, обо всех земных жалобах на то, что ниспослано небесами; когда мой пес поранится, он приходит за исцелением ко мне; когда Господь карает русских, они взывают к царю. Государь здесь ни за что не несет ответственности как политик, зато играет роль провидения, которое отвечает за все: таково естественное следствие узурпации человеком прав Бога»

«До сих пор я полагал, что дух человека уже не может больше обходиться без истины, как тело его не может обходиться без солнца и воздуха; путешествие в Россию вывело меня из этого заблуждения. Истина — потребность лишь избранных душ либо самых передовых наций; простонародье довольствуется ложью, потворствующей его страстям и привычкам; лгать в этой стране означает охранять общество, сказать же правду значит совершить государственный переворот»

«когда от меня скрывают хоть малость, мне видится уже не малость, а нечто гораздо большее»

«Вообразите, какое множество рассказов, споров, всяческого рода суждений, предположений, воплей вызвало бы подобное происшествие (массовая гибель людей в Балтийском море при попытке на лодках попасть на народный праздник в Петергофе, иб) в любой другой стране, и особенно в нашей! Сколько газет объявили бы, сколько голосов стали бы повторять, что полиция никогда не исполняет своего долга, что лодки скверны, лодочники жадны, что власти не только не избавляют от опасности, но, напротив, лишь усиливают ее, то ли по легкомыслию, то ли по скаредности /…/ А здесь — ничего!!! Царит молчание, которое страшнее самой беды!..»

«в Петербурге нет кафе, где можно было бы обсуждать газетные статьи, да и самих газет не существует»

«Кто скажет мне, до чего может дойти общество, в основании которого не заложено человеческое достоинство?»

«чтобы вывести здешний народ из ничтожества, требуется все уничтожить и пересоздать заново»

«Раб боится дурного настроения своего господина и изо всех сил старается, чтобы тот пребывал в спасительной веселости. Под рукой у взбешенного царя — кандалы, темница, кнут, Сибирь либо по крайней мере Кавказ, смягченный вариант Сибири»

«Россия — нация немых; какой-то чародей превратил шестьдесят миллионов человек в механических кукол, и теперь для того, чтобы воскреснуть и снова начать жить, они ожидают мановения волшебной палочки другого чародея»

«Русского простолюдина бьют в жизни так же часто, как и приветствуют»

«Дурное обхождение здесь упорядочено не хуже таможенных тарифов»

«Здесь уважают кастовое достоинство, но до сих пор никто не подумал ввести ни в законодательство, ни даже в обычай достоинство человеческое»

«А вот каково правосудие: чуть дальше на той же улице увидел я конного курьера, фельдъегеря либо какого-то иного ничтожнейшего правительственного чиновника; выскочив из своей кареты, подбежал он к одному из тех самых воспитанных кучеров и стал жестоко избивать его кнутом, палкой и кулаками, удары которых безжалостно сыпались тому на грудь, лицо и голову; несчастный же, якобы недостаточно быстро посторонившийся, позволял колотить себя, не выказывая ни малейшего протеста или сопротивления — из почтения к мундиру и касте своего палача; но гнев последнего далеко не всегда утихает оттого, что провинившийся тотчас выказывает полную покорность»

«чин и одеяние человека, наносившего удары, доставляли ему право избивать, не зная жалости, кучера фиакра, эти удары получавшего; стало быть, наказание было законным»

«Нация, которой управляют по-христиански, возмутилась бы против подобной общественной дисциплины, уничтожающей всякую личную свободу»

«Российский император, подобно Батыю или Тамерлану, обожествляется подданными; закон у русских — некрещеный»

«Ужас, нависающий над каждым, делает покорность удобной для всех: все, и жертвы, и палачи, полагают, что не могут обойтись без повиновения, которое только умножает зло — и то, что чинят палачи, и то, что терпят на собственной шкуре жертвы»

 

ПИСЬМО ДЕВЯТНАДЦАТОЕ

«отречение есть доказательство душевной силы: отказаться по своей воле, прежде чем потерять по чужой — вот в чем кокетство старости»

«для этого несчастного народа император — это Господь Бог, это сама жизнь и сама любовь»

«вся жизнь человека свелась к надежде поклониться государю в благодарность за один его взгляд»

«Чин (штатский, по петровой «Табели о рангах», иб) — это нация, разделенная на полки, это военное положение, на которое переведено все общество, и даже те его классы, что освобождены от воинской службы»

«Петр Великий /…/ пришел однажды к мысли, что паства его чересчур много думает и чересчур независима; в стремлении устранить сию помеху — наиболее досадную для ума /…/ слишком узкого, чтобы осознать преимущества свободы, какую бы пользу ни приносила она нациям и даже правителям их, — сей великий мастер по части произвола, со своим глубоким, но ограниченным пониманием вещей, не придумал ничего лучшего, как поделить стадо, то есть страну, на различные классы, не зависящие от имени отдельного человека, его происхождения и славы его рода; так, чтобы сын самого знатного в империи вельможи мог быть причислен к низшему классу, а сын кого-нибудь из принадлежащих ему крестьян — возведен в один из первых классов, буде на то случится воля императора»

«чин — величайшее из творений Петра»

«Петр I обладал умом проницательным, но недальновидным. /…/ он не нашел ничего лучшего, как использовать приобретенную необъятную силу для того, чтобы с большей легкостью обезьянничать, копируя европейскую цивилизацию»

«русская нация, позже других взошедшая на великую сцену мира, гением своим избрала подражательство, а орудием — подмастерье плотника!» (Петра I, иб)

«Наследники сего законодателя (Петра I, иб) в римском сагуме за столетие добавили к беспомощной привычке подражать своим соседям еще и тщеславное намерение их покорить»

«у них есть чувство собственного достоинства — общественного, ибо человеческое достоинство /…/ в России неведомо»

«Из подобного общественного устройства проистекает столь мощная лихорадка зависти, столь неодолимый зуд честолюбия, что русский народ должен утратить способность ко всему, кроме завоевания мира»

«Беспорядочное честолюбие /…/ может /…/ отбить у нации способность к суждению настолько, чтобы она пожертвовала свободой ради своей победы. Не знай я этой задней мысли, /…/ я бы почел историю России за необъяснимую загадку. Тут возникает главный вопрос: что такое эта мысль о завоевании, составляющая тайную жизнь России, — приманка ли, способная более или менее долго соблазнять грубый народ, или же в один прекрасный день ей суждено воплотиться в действительность?»

«с тех пор как я в России, будущее Европы видится мне в черном цвете»

««Русские лишены научного гения, — добавляют эти мыслители, («политические оптимисты», воображаемые оппоненты автора, иб) — в них никогда не проявлялась способность к творчеству; ум их от природы ленив и поверхностен, и если они и усердствуют в чем, то скорее из страха, чем из увлечения; страх придает им готовность пойти на все, набросать начерно что угодно, но он же и мешает им продвинуться далеко по какой бы то ни было стезе; гений, подобно геройству, по природе отважен, он живет свободой, тогда как царство и сфера действия у страха и рабства ограниченны — как и у посредственности, орудием которой они выступают. Русские /…/ более покорны, чем изобретательны, более склонны к религии, чем к философии, в них больше послушания, нежели воли, и мысли их недостает энергии, как душе их — свободы. Самое для них трудное и наименее естественное — это чем-то всерьез занять свой разум и на чем-то сосредоточить свое воображение, так, чтобы найти ему полезное применение; /…/ они смогут на какой-то миг одолеть всех с помощью меча, но никогда с помощью мысли; а народ, которому нечего передать другим народам, тем, кого он хочет покорить, недолго будет оставаться сильнейшим»

«меня /…/ обвиняют в том, что я преувеличиваю опасность /…/ уговаривая /…/ признать зло, покуда оно еще не стало непоправимым /…/ Я вижу этого колосса вблизи /…/ Мне представляется, что главное его предназначение — покарать дурную европейскую цивилизацию посредством нового нашествия; нам непрестанно угрожает извечная восточная тирания, и мы станем ее жертвами, коли навлечем на себя эту кару своими чудачествами и криводушием»

«Въезжая в Россию, надо свою свободную волю оставить вместе с паспортом на границе»

«вежливость здесь превращается в разновидность слежки»

«Русские до сих пор верят в действенность лжи»

«Большинством русских в их отношениях с жителями других стран движут дикая ревность и ребяческая зависть»

«здесь даже в дружбе есть что-то от слежки»

«русские покуда еще не просвещенные люди, но уже испорченные дикари»

«Петербург был возведен не так для России, как против шведов, и должен был стать всего лишь одним из морских портов, русским Данцигом; вместо этого Петр I выстроил для своих бояр ложу с видом на Европу; заперев в бальной зале своих скованных по рукам и ногам вельмож, он позволил им издали и с завистью взирать в лорнет на цивилизацию, усвоить которую им было запрещено: ведь заставлять копировать — значит мешать сравняться с оригиналом!»

«Петр Великий совершенно небрег человечностью, временем и природой /…/ заблуждение, отличающее упрямую и всевластную посредственность, другими словами, тиранию»

«у нас погибнет сто тысяч человек — а нам и дела нет: зато мы получим европейский город и станем называться великим народом»

«распорядок кружка, собиравшегося в Эрмитаже, и предназначался он для тех, кто был допущен царицей в сию обитель имперской свободы…

ПРАВИЛА, КОИХ СЛЕДУЕТ ДЕРЖАТЬСЯ ВЗОШЕДШЕМУ

/…/

10. Оставьте все ссоры за дверью; прежде, нежели переступить порог Эрмитажа, все, что входит в одно ухо, следует выпустить в другое. Буде кто нарушит вышеуказанный распорядок и два человека будут тому свидетели, то за каждую провинность принужден будет выпить стакан простой воды (не исключая и дам); независимо от того, прочтет он вслух целую страницу из «Телемахиды» (поэма Тредиаковского); тот же, кто в протяжении одного вечера нарушит три статьи сего распорядка, обязан будет выучить наизусть шесть строк из «Телемахиды»»

 

ПИСЬМО ДВАДЦАТОЕ

«Чем провинился Коцебу? Его стали бояться, потому что он открыто выражал свои взгляды, а в России сочли, что не все они равно благоприятны в отношении установившегося здесь порядка вещей»

«Русские — знатоки по части осмотрительности и лжи»

«за мной следят, как следят здесь за всяким иностранцем»

«великолепная стекольная фабрика, потом громадные бумагопрядильни и еще множество других заводов, управляемых по большей части англичанами»

«Человека здесь ценят лишь по тому, в каких отношениях он состоит с властями»

«При всей необъятности этой империи мне в ней мало простора; тюрьма может быть и обширной — узнику всегда будет в ней тесно»

«Повсюду тот же вкус ко всему, что бьет в глаза»

«украсить дорогу естественнее и приятнее, чем убрать свой дом изнутри»

«все здесь живут тем, что внушают другим восхищение, а быть может, зависть»

«В России изобилие — предмет непомерного тщеславия; я же люблю великолепие, только когда оно существует не для видимости /…/ Нации украшателей и обойщиков не удастся внушить мне ничего, кроме опасения быть обманутым; ступая на эти подмостки, в это царство декораций, я испытываю одно-единственное желание — попасть за кулисы, мной владеет искушение приподнять уголок холщового задника. Я приезжаю, чтобы увидеть страну, — а попадаю в театр»

«в областях, прилегающих к столице, население некрасиво; собственно, его даже нельзя назвать русским, ибо здесь множество представителей финской расы, напоминающих лапландцев»

«их меховые шубы выглядят на каждом по-разному, у них есть свой стиль, но гораздо больше от них вони — ничего нет хуже нее, кроме разве господских духов»

«Народ этот внушает к себе участие, но не доверие»

«когда же крестьяне видят, что господа либо прислужники господ лгут чаще, чем они сами, то продолжают еще сильнее коснеть в хитрости и низостях»

«варварство раба обличает испорченность господина»

«я только простодушно произношу вслух то, что все здесь скрывают из осторожности»

«В этой стране нечистоплотно все и вся»

«неопрятность у северян, вечно запертых в доме, глубже и отвратительнее, чем у народов, живущих на солнце: девять месяцев в году русским недостает очистительного воздуха»

«Но что вам сказать о женщинах? Все те, что встречались мне до сих пор, выглядели отталкивающе. В этой своей поездке я надеялся увидеть хоть несколько красивых селянок. Однако здесь, как и в Петербурге, они толсты, низкорослы, а платье подпоясывают под мышками, повыше груди, которая свободно болтается у них под юбкой — омерзительное зрелище!»

«столь прочный союз чиновников и правительства внушал мне страх; с содроганием любовался я на молчаливый сговор начальников и подчиненных, имеющий целью истребить любые идеи и даже самые факты»

«вся страна здесь — та же тюрьма»

«здешний образ правления есть всего лишь лицемерная тирания»

«С тех пор как я попал в русскую государственную тюрьму и на себе испытал, насколько невозможно там говорить о вещах, ради которых, собственно, всякий иностранец и приезжает в подобные места, я говорю себе: за такой скрытностью непременно прячется глубочайшая бесчеловечность»

«режим, который основан на таком принуждении и требует для своего поддержания подобного рода средств, есть режим глубоко порочный»

«Россия исполняет свое предназначение — и этим все сказано. Если мерить величие цели количеством жертв, то нации этой, бесспорно, нельзя не предсказать господства над всем миром»

«они ненавидят нас — как всякий подражатель ненавидит образец, которому следует; пытливым взором они ищут у нас недостатки, горя желанием их найти»

«от одного вида его мундира происходит нечто невероятное»

«я никогда не стану восхищаться чудесами, сотворенными страхом»

«за вычетом супа, своеобразие которого переходило всякие границы»

«русские /…/ все вещи делают дурно, но не без роскоши»

«разве для русских важно, чтобы сделанная ими вещь служила по своему назначению? Во всех вещах они ищут лишь одного: известного внешнего изящества, кажущейся роскоши, показного богатства и величия»

 

ТОМ II

ПИСЬМО ДВАДЦАТЬ ПЕРВОЕ

 

«я не вижу никакой разницы между несправедливыми притязаниями народа-захватчика и грабежом разбойника! Единственное отличие преступлений народа от злодеяний отдельных людей в том, что одни приносят большое, а другие малое зло»

«худшая из нетерпимостей есть нетерпимость философская»

«несмотря на стояние на коленях и все внешние проявления набожности, в своих молитвах русские обращаются не столько к Богу, сколько к императору»

«в тяжелые минуты я вспоминаю о Сибири, этой необходимой пособнице московской цивилизации»

«Что станется, когда притеснители выселят из этого уголка земли, где еще недавно процветало рыцарство, цвет старой Европы, самых благородных и отважных ее сынов, в Татарию? Тогда они кончат набивать свой политический ледник и насладятся победой сполна: Сибирь станет царством, а Польша — пустыней»

«в стране, где расстояния, оторванность людей друг от друга, болота, леса и зимы заменяют тем, кто отдает приказания, совесть, а тем, кто эти приказания исполняет, — терпение»

«русская политика в конце концов растворила Церковь в Государстве, смешала небо и землю: человек, который смотрит на своего повелителя как на Бога, надеется попасть в рай единственно милостью императора»

«Все жестокости, все беззакония, творимые той и другой стороной, — предвестие развязки, и, видя их, можно представить себе, какова она будет. Но в народе, который так угнетают, страсти долго кипят, прежде чем происходит взрыв; опасность час от часу приближается, зло не отступает, кризис запаздывает; быть может, даже наши внуки не увидят взрыва, но мы уже сегодня можем предсказать, что он неизбежен»

«Несчастная страна, где всякий иноземец кажется толпе угнетенных спасителем и олицетворяет правду, гласность, свободу в глазах народа, лишенного всех этих благ!»

«краснейте, ибо тот, кто не восстает всеми силами против политики страны, где творятся подобные несправедливости и где смеют утверждать, что они необходимы, является /…/их соучастником и несет за них ответственность»

«Прощение было бы опасным уроком для столь черствого в глубине души народа, как русский. Правитель опускается до уровня своих дикарей подданных; он так же бессердечен, как они, он смело превращает их в скотов, чтобы привязать к себе: народ и властитель состязаются в обмане, предрассудках и бесчеловечности. Отвратительное сочетание варварства и малодушия, обоюдная жестокость, взаимная ложь — все это составляет жизнь чудовища, гниющего тела, в чьих жилах течет не кровь, а яд: вот неизбежная сущность деспотизма!..»

«дети каторжников тоже каторжники и не нуждаются в образовании» (ответ Николая I жене декабриста княгине Трубецкой на просьбу предоставить возможность хоть как-то образовать детей, иб).

«отмените хотя бы ложь, которая царит во всем, искажает и отравляет все у вас, — и вы тем самым сделаете довольно для блага человечества»

«Родные ссыльных, семья Трубецких, родовитая знать, живут в Петербурге и бывают при дворе!!! Вот дух, достоинство, независимость русской аристократии. В этой империи насилия страх оправдывает все!..»

 

ПИСЬМО ДВАДЦАТЬ ВТОРОЕ

«русские считают, что их удел — творить насилие»

«Едва выбившись из грязи, человек тотчас получает право, более того, ему вменяется в обязанность помыкать другими людьми и передавать им тумаки, которые сыплются на него сверху; он причиняет зло, дабы вознаградить себя за притеснения, которые терпит сам. Таким образом дух беззакония спускается вниз по общественной лестнице со ступеньки на ступеньку и до самых основ пронизывает это несчастное общество, которое зиждется единственно на принуждении, причем на принуждении, заставляющем раба лгать самому себе и благодарить тирана; и из такого произвола, составляющего жизнь каждого человека, рождается то, что здесь называют общественным порядком, то есть мрачный застой, пугающий покой, близкий к покою могильному; русские гордятся, что в их стране тишь да гладь. Раз человек не захотел ходить на четвереньках, надо же ему чем-нибудь гордиться, хотя бы ради того, чтобы сохранить свое право на титул человеческого создания…»

«Если бы мне сумели доказать, что несправедливость и насилие нужны для важных политических целей, я заключил бы отсюда, что патриотизм вовсе не гражданская добродетель, как утверждали доселе, но преступление против человечества»

«Неужели меня станут убеждать, что надо веками зарывать останки этого человеческого скота в землю, дабы удобрить почву, прежде чем на ней вырастут поколения, достойные той славы, которую Провидение обещает славянам?»

«чего ждать от народа льстецов, которому льстит его государь? Вместо того, чтобы поднять народ до себя, он сам опускается до его уровня»

«Относитесь с суровостью к тем, кто употребляет свою власть во зло, и со снисхождением к тем, кто страдает, и вскоре вы преобразите ваше стадо в нацию…»

«Вы хотите править всей землей, как то бывало встарь, путем завоевания; вы утверждаете, что с оружием в руках покорите все страны, какие захотите, и потом станете притеснять весь остальной мир. Вы мечтаете подчинить себе все и вся, это и безумно, и безнравственно»

«вера /…/ это единственный свет, который нужен существу, /…/ самой природой обреченному на сомнение»

«несправедливость здесь просто носится в воздухе»

«Зрелище этого общества, все пружины которого оттянуты, как у готового к бою орудия, /…/ страшно»

«если в отравленном тиранией воздухе я задыхаюсь, если ложь вызывает мое негодование, значит, я родился для чего-то другого, потребности моей натуры слишком благородны для обществ, подобных тому, какое я наблюдаю здесь, и я создан для лучшей доли»

«крестьяне меньше всех страдают от отсутствия свободы; они больше всех порабощены, но зато у них меньше тревог»

«единомыслие и незыблемость устоев вознаграждают за самое бесстыдное угнетение»

«Укрепление мощи москвитян принесло цивилизованному миру лишь страх нового вторжения да образец безжалостного и беспримерного деспотизма, /…/. И будь еще этот народ счастлив!.. Но ведь он первый пал жертвой честолюбия, которое питает гордыню его господ»

«они (дома крестьян, иб) похожи на солдатские времянки, только в солдатских времянках не так грязно»

«Слово «жительствовать» предполагает благоустройство, домашность, неведомые этому народу»

«Но не только крестьянки ходят неприбранными. Я видел русских дам, которые путешествуют в самом неприглядном виде. /…/ в гостинице /…/ феи обернулись ведьмами. Вообразите себе юных особ, которых вы видели прежде в свете и которые вдруг явились вашему взору в костюме Золушек, хуже того, в мятых полотняных косынках сомнительной белизны, без шляп и чепцов, в перепачканных платьях, с замусоленными, похожими на тряпки платками на шее, в старых, стоптанных башмаках /…/ путешественниц сопровождала многочисленная прислуга. /…/ челядь, мужчины и женщины, выряженные в старье и рванье, еще более мерзкое, чем у хозяек»

«славянские народы до сих пор живут, как на бивуаке, они еще не усвоили, что для сна нужна особая мебель; европейская кровать кончается на Одере»

«Все леса, какие я видел здесь доселе, лишены деревьев. Их называют лесом, но на самом деле это заросли кустарника, топкие и сирые, над которыми кое-где возвышаются неказистые сосны да редкие березы, чья чахлая поросль только мешает обрабатывать землю»

«На равнинах не видно вдаль, потому что всегда что-нибудь мешает; куст, урочище, дворец скрывают от глаз просторы вместе с завершающей их линией горизонта. Впрочем, ни один пейзаж здесь не запечатлевается в памяти, ни один ландшафт не привлекает взора; никаких живописных очертаний, ровные участки редки, лишены разнообразия, ничем не пересекаются, поэтому они все совершенно одинаковы»

«Когда Торжок неожиданно встает перед взором путешественника, едущего из Петербурга, он производит впечатление лагеря, разбитого посреди пшеничного поля»

«он (смотритель на станции, иб) говорил с весьма серьезным видом и /…/ считал совершенно естественным, что в стране, где государь — это все, царь имеет в своем распоряжении целую дорогу. Король, который говорил «Франция — это я» , останавливался, чтобы пропустить стадо овец, и во времена его правления любой путник, пеший или конный, любой крестьянин, шедший по дороге, повторял принцам крови, которых встречал по пути, нашу старую поговорку: «Дорога принадлежит всем»; важны не столько сами законы, сколько способы их применения.

Во Франции нравы и обычаи всегда смягчали политические установления; в России они, наоборот, ужесточают их, и это приводит к тому, что следствия становятся еще хуже, чем самые принципы»

 

ПИСЬМО ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЕ

«нравы народов Востока и Запада, несовместимые по своей природе и притом нераздельно слившиеся друг с другом в полуварварском обществе, где порядок держится на страхе, — это зрелище можно увидеть лишь в России»

«Общественное, умственное и политическое положение России в настоящий момент — результат и, так сказать, резюме царствования Ивана IV, которого сами русские прозвали Грозным, Петра I, которого люди, кичащиеся своим подражанием Европе, прозвали Великим, и Екатерины II, которую народ, мечтающий о мировом господстве и заискивающий перед нами в ожидании, пока он сможет нас завоевать, обожествляет»

«Тяга к подражанию в них так сильна, что они простодушно обижаются, когда слышат, что их страна не похожа ни на какую другую: своеобычность, которая кажется нам достоинством, представляется им пережитком варварства; они воображают себе, что, не поленившись приехать на край света, чтобы посмотреть на них, мы должны безмерно обрадоваться, найдя за тридевять земель от дома дурное подражание тому, что мы покинули из любви к переменам»

«занятие это (качели, иб) тихое и спокойное — такие развлечения под стать народу, в котором страх воспитал осторожность»

«ловкость присуща русским во всем, в том числе и в воровстве»

«привычка брать все, что плохо лежит, не мешает тем же самым людям быть очень набожными»

«Не было ни одного перегона, когда бы мой ямщик не перекрестился раз двадцать при виде каждой, даже самой маленькой часовенки; затем, так же исправно соблюдая долг вежливости, он снимал шапку, приветствуя всех встречных извозчиков /…/ Отдав дань приличиям, мы приезжали на почтовую станцию, где неизменно оказывалось, что набожный и учтивый плут, запрягая либо распрягая лошадь, что-нибудь да стащил: сумку с инструментами, кожаный ремень, чехол для чемодана, на худой конец свечу от фонаря, гвоздь, болт; у них не принято возвращаться домой «с пустыми руками»

«мой фельдъегерь безжалостно обсчитывал ямщиков, пользуясь тем, что я еще в Петербурге выдал ему все деньги вперед, в том числе и плату за лошадей»

«в стране, где власть имущие считают самую обыкновенную честность законом, который годится лишь для того, чтобы управлять мещанами, но никак не распространяется на их собственное сословие»

«Для нас, — говорила она («одна знатная дама» – собеседница автора, иб), — совершенно немыслим ваш общественный строй; меня уверяют, что нынче во Франции самого знатного вельможу могут посадить в тюрьму за двести франков долга; это возмутительно»

«В России существует целая сеть женской дипломатии, и Европа, быть может, недооценивает этот особый способ влиять на политику. Благодаря своей армии двойных агентов, политических амазонок, чье оружие — тонкий мужской ум и коварные женские речи, русский двор собирает сведения, получает донесения и предупреждения, которые в случае огласки пролили бы свет на множество тайн, разъяснили бы многие противоречия, обнаружили бы много низостей»

«мы печемся о них и об их семьях (о крестьянах, иб) /…/ они уверены, что у них и их потомков будет все, что им нужно, и в сто раз меньше достойны жалости, чем ваши свободные крестьяне»

«если у них нет никаких забот, то нет и никакой собственности, а следовательно, ни привязанностей, ни счастья, ни нравственного чувства — никакого противовеса материальным тяготам жизни; ибо общественного человека формирует частная собственность, на ней одной зиждется семья»

«в такой стране, как Россия, варварство носится в воздухе»

«человек, очерствевший от вечного торжества несправедливости, теряет совесть»

«Одни говорят: «русский народ кроток»; на это я отвечу: «В том нет никакой его заслуги, это всего лишь привычка повиноваться…»»

«Когда Церковь отказывается от свободы, она утрачивает моральную силу; будучи сама рабой, она порождает только рабство»

«В России еще и поныне почтение к власти — единственная движущая сила общества»

«не торопиться — значит лишиться уважения; в этой стране для пущей важности надо делать вид, будто спешишь»

«В России деспотизм на троне, но тирания — везде»

«Русский барин, который в приступе ярости не забил насмерть своего крепостного, заслуживает похвал, он поступил гуманно, меж тем как француз, который не вступился за жеребенка, проявил жестокость»

«картина страны, где природа не создала ничего, а искусство произвело только наброски да копии»

 

ПИСЬМО ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТОЕ

«в 1730 году Вебер насчитал в Москве тысячу пятьсот церквей и /…/ в те времена местные жители хотели довести это число до тысячи шестисот»

«при наследниках Чингисхана Азия в последний раз ринулась на Европу; отступая, она топнула ногой — и на земле появился Кремль!

Государи, которые владеют нынче этим священным прибежищем восточного деспотизма, считают себя европейцами, потому что изгнали из Московии калмыков, своих братьев, тиранов и учителей; не в обиду им будь сказано, никто не был так похож на ханов из Сарая , как их противники и последователи, московские цари, позаимствовавшие у них все, вплоть до титула. Русские называли татарских ханов царями»

«Сие имя не есть сокращение латинского Caesar, как многие неосновательно думали, но древнее восточное, которое сделалось у нас известно по славянскому переводу Библии и давалось императорам византийским, а в новейшие времена ханам монгольским, имея на языке персидском смысл трона или верховной власти; оно заметно также в окончании собственных имен монархов ассирийских и вавилонских: Фаллассар, Набонассар и проч.» (Карамзин. Т. 6. Гл. 7.)

«Вы желаете узнать, какой ценой добилась она (госпожа Говард, хозяйка единственной чистой гостиницы в России, иб) чистоты, ведь чистота /…/ в России же — настоящее чудо? Она построила во дворе отдельный флигель, и русские слуги спят там. Эти люди входят в главное здание лишь по приказанию хозяев. Госпожа Говард идет в своих предосторожностях еще дальше. Она не принимает почти никого из русских»

«под стенами Кремля, этой гигантской горы, созданной во имя тирании руками рабов»

«Если б великан, который зовется Российской империей, имел сердце, я сказал бы, что Кремль — сердце этого чудовища: но сердца у России нет, значит, Кремль— ее голова…»

 

ПИСЬМО ДВАДЦАТЬ ПЯТОЕ

«Наследие сказочных времен, когда всюду безраздельно властвовала ложь: тюрьма, дворец, святилище; крепостной вал для защиты от иноземцев, укрепленный замок для защиты от черни, оплот тиранов, тюрьма народов — вот что такое Кремль!»

«Страх человека всемогущего — самое ужасное, что есть в этом мире»

«все обличает беспорядок и произвол, все выдает постоянную тревогу странных созданий, которые обрекли себя на жизнь в этом фантастическом мире, за свою безопасность. Но эти бесчисленные памятники гордыни, прихоти, сластолюбия, славы, благочестия, несмотря на кажущееся разнообразие, выражают одну-единственную мысль, которая подчиняет себе все: эта мысль — вечный страх, порождающий воинственность. Кремль бесспорно есть творение существа сверхчеловеческого, но злобного. Прославление рабства — такова аллегория, запечатленная в этом сатанинском памятнике, столь же необычном для зодчества, сколь видения апостола Иоанна необычны для поэзии: это жилище под стать действующим лицам Апокалипсиса»

«Эти громадные столбы, эти всевозможные главки — пирамидальные, круглые, остроконечные, но всегда отдаленно напоминающие человеческое лицо, — возвышаются над городом и страной»

«Жить в Кремле — значит не жить, но обороняться»

«чудовище, деспотизм, который построил себе в Москве цитадель: Кремль»

«(Кремль, иб) скопище тюрем, пышно именуемых дворцами и соборами. Впрочем, русские зря стараются: как ни исхитряйся, а тюрьма все равно тюрьма»

«эта красота наводит ужас»

«На земле нет и не будет ни шедевра деспотизма, равного Кремлю, ни народа такого суеверного и терпеливого, каким был народ Московии в легендарное царствование своего тирана»

«неизбежные опустошения, которые произвел в душе русского народа абсолютный произвол; прежде всего это дикое пренебрежение к святости данного слова, к истинности чувств, к справедливости поступков; затем это торжествующая во всех делах и сделках ложь, это все виды бесчеловечности, недобросовестности и обмана, одним словом, притупление нравственного чувства»

«из всех ворот Кремля выходят пороки и заполоняют Россию»

«Другие народы терпели гнет, русский народ его полюбил; он любит его по сей день»

«Он (Кремль, иб) не радует взор, но внушает страх. Он не прекрасен, он ужасен, ужасен, как царствование Ивана IV»

«преступление состоит не только в том, чтобы творить несправедливость, но и в том, чтобы ее терпеть; народ, который, провозглашая смирение первейшей добродетелью, завещает потомкам тиранию, пренебрегает собственными интересами; более того, он не исполняет своего долга»

«нынешние русские — достойные потомки подданных Ивана IV»

 

ПИСЬМО ДВАДЦАТЬ ШЕСТОЕ

«предмет, ставящий в тупик философа, вечный источник изумления и опасных раздумий, — действие, которое оказала эта беспримерная тирания (Ивана «грозного», иб) на истребляемый народ; жертвы не только не восстали против деспотической власти, но, напротив, прониклись к ней безграничным почтением»

«Иван IV /…/ после кончины был оплакан всеми подданными без исключения, в том числе и детьми убиенных им жертв»

«они научились находить предмет для восхищения даже в бесстыдстве своих правителей; политическая покорность сделалась для русских культом, религией. Насколько мне известно, нет другой страны, где бы жертвы боготворили своих палачей!.. Разве римляне падали к ногам Тиберия или Нерона, умоляя их не отрекаться от абсолютной власти и по-прежнему жечь и грабить Рим, проливать кровь его жителей и бесчестить их детей?»

«трусость его (Ивана «грозного», иб) возрастала одновременно с жестокостью, ибо у него, как почти у всех злодеев, бесчеловечность являлась следствием страха. До конца дней своих он не мог забыть о том, что претерпел в юности, — о деспотизме бояр. Их распри угрожали его жизни в ту пору, когда он был слишком слаб, чтобы постоять за себя; кажется, будто в зрелом возрасте им овладело единственное желание — отомстить за отроческую беспомощность»

«Он (Иван «грозный», иб) приговаривает к ссылке или к смерти этих преступников, замахнувшихся на самодержавную власть, этих министров, имевших наглость долгое время почитать себя мудрее царя, — и вся нация соглашается с приговором»

«Поклонение самому себе со всеми вытекающими из него последствиями — вот на чем, с согласия всей России, зиждились государственная политика царя и его правосудие. Несмотря на свои злодеяния, Иван IV был любимцем нации; повсюду, кроме Московии, на него смотрели бы как на чудовище, извергнутое адом»

«Он заставляет сыновей казнить… собственных отцов!.. И находятся такие, кто соглашается!!! Оказывается, любовь к жизни может заставить человека убить того, кто ему эту жизнь даровал»

«Русские отточили страх до того, что он принял форму любви»

«люди боятся анархии, иначе говоря, русские предвидят миг, когда им больше не удастся избегать свободы и придется думать и желать самостоятельно на благо самим себе; придется показать себя мужчинами и, что гораздо труднее, гражданами: то, что составило бы счастье другого народа, приводит этот в отчаяние»

«затравленная /…/ Россия, не помня себя, падает к ногам Ивана, которого боится меньше, чем самой себя; она молит этого неотвратимого победителя принять окровавленный венец и скипетр, она подбирает их с земли и вручает ему, выпрашивая у него дозволения вновь склонить голову под тем железным ярмом, которое ей никогда не надоест носить»

«Когда человек смиряет гордыню, это — благо, когда он любит рабство, это — зло; религия укрощает, рабство унижает; между ними такая же разница, как между святостью и зверством»

«(русские, иб) почитают за добродетель принести все, что имеют, в жертву империи… ненавистной империи, чье существование зиждится исключительно на пренебрежении человеческим достоинством!!! Ослепленные монархическим идолопоклонством, преклонив колени перед политическим кумиром, которого они сами же и изваяли, русские, как в наш век, так и в век Ивана, забывают, что для человечества, включая и славян, уважение к истине и справедливости важнее судьбы России»

«долготерпение жертв пугает меня даже больше, чем неистовость тирана. /…/ как бы ни изменялись обстоятельства, те же взгляды русские исповедуют по сей день, так что, роди русская земля второго Ивана IV, все повторилось бы вновь»

«русские с отвагой и низостью людей, алчущих господства над миром, в слезах молят Ивана, чтобы он продолжал править ими/…/ и чтобы он сохранил тот порядок, который вызвал бы ненависть у любого другого народа, не опьяненного фанатическим предчувствием грядущей славы»

«для русских действовать по собственному усмотрению — такое страшное испытание, о каком они с их подлым патриотизмом боятся даже помыслить: ведь следствием этого испытания не может не стать хаос, гибельный для империи рабов. В низости, достигшей подобных пределов, есть нечто величественное; это — /…/ залог нерушимости Государства»

«народ, мечтающий о рабстве, как другие мечтают о свободе, народ, алчущий собственной крови и готовый умереть ради забавы государя»

«последствия этого помрачения ума (эпоха Ивана «грозного», иб) не изжиты и по сей день»

«Иоанн много рассуждал о должности венценосцев блюсти спокойствие держав, брать все нужные для того меры — о кратковременности жизни о необходимости видеть далее гроба» (Карамзин. Т. 9. Гл. 2.)

«не знать ни отца ни матери, знать единственно государя» (требование к опричнику, иб)

«Даже стыд — та кара, что последней настигает нации, изменившие самим себе, не отверзает русским глаза!..»

«Иван IV мог бы порадоваться твердости Петра I и Екатерины II»

«разница между прошлым и настоящим этой страны не так велика, как кажется»

«Отвага — не что иное, как очень сильный страх»

«Я много раз слышал, что безумие — наследственная болезнь членов русской императорской фамилии: на мой взгляд, те, кто так говорят, просто льстят Романовым. Я полагаю, что виной всему не дурное здоровье индивидов, а порочное устройство самого общества»

«Но сии люди, — пишет историк ливонский (Карамзин. Т. 9. Гл. 4. Историк ливонский — Христиан Кельх (1657–1710), автор «Истории Лифляндии» (1695)), — ни от казней, ни от бесчестия не слабели в усердии к их монарху. Представим достопамятный случай. Чиновник Иоаннов, князь Сугорский, посланный (в 1576 году) к императору Максимильяну, занемог в Курляндии. Герцог, из уважения к царю, несколько раз наведывался о больном чрез своего министра, который всегда слышал от него сии слова: жизнь моя ничто: лишь бы государь наш здравствовал! Министр изъявил ему удивление. «Как можете вы, — спросил он, — служить с такою ревностию тирану?» Князь Сугорский ответствовал: «Мы, русские, преданы царям, и милосердым, и жестоким». В доказательство больной рассказал ему, что Иоанн незадолго пред тем велел, ЗА МАЛУЮ ВИНУ, одного из знатных людей посадить на кол; что сей несчастный жил целые сутки, в ужасных муках говорил с своею женою, с детьми и беспрестанно твердил: Боже! помилуй царя!.. То есть (добавляет от себя Карамзин) россияне славились тем, чем иноземцы укоряли их: слепою, неограниченною преданностью к монаршей воле в самых ее безрассудных уклонениях от государственных и человеческих законов».

«Не боюся смерти: боюся только опалы» (Один из любимцев Иоанновых, Василий Грязной. Карамзин. Т. 9. Гл. 4.)

«Для России Ливония была воротами в Европу. Она была для русских тем, чем стал сегодня Константинополь»

«русские и не умеют быть человечными»

«Иван — идеальный тиран. Кремль — идеальный дворец тирана»

«Начну с извинений, которые Карамзин счел своим долгом принести деспотической власти после того, как осмелился изобразить власть тираническую; смесь отваги и боязни, заметная в этом фрагменте, /…/ внушила мне, восхищение, смешанное с состраданием к историку, которому обстоятельства до такой степени препятствуют изъяснять свои мысли»

«за прошедшие годы, а особенно в продолжение нынешней войны (Крымской, иб) тирания вновь воскресла в России и сделалась, пожалуй, еще ужаснее, нежели в царствование Павла I»

«(Иван IV, иб) разгадав тайны самодержавия, сделался как бы земным Богом для россиян, которые с сего времени /…/ начали удивлять все иные народы своею беспредельною покорностию воле монаршей» (Карамзин. Т. 6. Гл. 7)

«Иоанн оставил государство, удивительное пространством, сильное народами, еще сильнейшее духом правления, то, которое ныне с любовию и гордостию именуем нашим любезным отечеством» (Карамзин. Т. 6. Гл. 7.)

«Явное сходство панегирика славному правителю с приговором извергу позволяет оценить, насколько смутны идеи и чувства, владеющие лучшими русскими умами. В этом неразличении добра и зла — напоминание о том, как велика пропасть, отделяющая Россию от Европы.

Истинным основателем Российской империи в том виде, в каком она существует и поныне, был именно Иван III»

«Все государство, — говорил он (Петр I, иб), — заключено в государе, все в государстве должно совершаться на благо ему, абсолютному и деспотическому монарху, который не обязан давать отчет в своих деяниях никому, кроме Бога! — Поэтому всякое оскорбление его особы, всякое непристойное суждение о его поступках и намерениях должны караться смертью»

Прим 136 к этому пассажу: «Артикул 20 («Артикул воинский», 1716 г., иб) гласит: «Кто против его величества особы хулительным словом погрешит, его действа и намерения презирать и непристойным образом в том рассуждать будет, оный имеет живота лишен быть и отсечением главы казнен. Толкование. Ибо его величество есть самовластный монарх, который никому на свете о своих делах ответу дать не должен, но силу и власть имеет, свои государства и земли, яко христианский государь, по своей воле и благомнению управлять…»

«де Сегюр пишет: «В сентябре 1716 года царевич Алексей, желая спастись от нарождающейся русской цивилизации, ищет убежища в лоне цивилизации европейской. Он отдает себя под покровительство Австрии и тайно поселяется с любовницей в Неаполе»

«Генерал Глебов, уличенный в любовной связи с бывшей царицей, посажен на кол посреди эшафота, в четырех углах которого выставлены на всеобщее обозрение головы одного епископа, одного боярина и двух сановников , колесованных и обезглавленных в тот же самый день. Этот ужасный эшафот в свой черед окружен кольями, на которые насажены головы более чем пяти десятков священников и других граждан»

«Петр упорно искал и находил заговоры там, где их не было»

«Жителям города (Москвы, иб) предписывалось под страхом смерти шпионить за соседями и доносить на них»

 

ПИСЬМО ДВАДЦАТЬ СЕДЬМОЕ

«Для меня Кремль — это /…/ вся Россия!»

«крестятся без устали; все эти действия совершаются посреди улицы с проворством и беззаботностью, обличающими не столько благочестие, сколько привычку»

«империю осмотрительности и безмолвия» (Россию, иб)

«Множество луковиц-куполов, среди которых не найти двух одинаковых, блюдо с фруктами, дельфтская фаянсовая ваза, полная ананасов, в каждый из которых воткнут золотой крест» (храм Василия Блаженного, иб)

«богомольцы попадают внутрь храма — тесного, жалкого, ничтожного» (храм Василия Блаженного, иб)

«Государь этот, оставаясь, как вы сейчас поймете, верным себе, отблагодарил архитектора, украсившего Москву, по-своему: он приказал выколоть бедняге глаза, дабы тот никогда уже не смог создать второго такого храма.

Не преуспей несчастный в строительстве, его бы наверняка посадили на кол, однако результат его трудов превзошел все ожидания великого монарха, поэтому несчастный всего-навсего лишился глаз: обнадеживающая перспектива для художников!»

«холодное и пошлое подражание античности» (Оружейная палата, иб)

«страх — первый чудотворец!»

«Что за удивительное путешествие я совершил: в две недели отдалился от Европы на четыре столетия!»

«у нас в средние века чувство собственного достоинства было развито куда больше, чем в России сегодня. У нас хитрые и двуличные государи, правившие Россией из Кремля, никогда не заслужили бы имени великих».

«Великий князь Московский в старые времена должен был оказывать татарам такой почет: когда от них прибывали послы, он выходил к ним навстречу пешком и предлагал им чашу с кобыльим молоком (этот напиток они почитают самым сладостным), а если, выпивая его, они проливали хоть несколько капель на конскую гриву, он обязан был слизать их языком» Монтень, Опыты, I, 48 («О боевых конях»)»

«правители России отнюдь не без причины скрывают русскую историю от русских»

«не думаю, что в Западной Европе нашелся бы хоть один король, способный обесчестить монархическую власть принятием таких условий, на каких с разрешения повелителей-татар правили своей страной в XIII, XIV и XV столетиях московские великие князья»

«между независимыми славянами и русскими, которых три века рабского существования приучили повиноваться тирании, пролегла пропасть, а у обоих этих народов нет, по правде сказать, ничего общего»

«Петр же, живший в столетии XVIII, по причине своего ложного представления о способах совершенствования нации, сделался не кем иным, как данником иностранных держав, подражателем голландцев, с дотошностью варвара копирующим чужую цивилизацию»

«Только император Наполеон с его колоссальным тщеславием мог разглядеть смешную сторону в этой катастрофе (московской кампании, иб), которую народы мира будут до скончания веков вспоминать с содроганием и которая вот уже три десятка лет отвращает европейские державы от войны»

 

ПИСЬМО ДВАДЦАТЬ ВОСЬМОЕ

«По правде говоря, наслаждение, которое доставляет вид Москвы, — низшего сорта: этот город не является детищем гения, и знатоки не находят в нем ни одного памятника, достойного внимательного изучения»

«чем меньше знаешь русского, тем любезнее его находишь»

«Я /…/ предвижу серьезные политические следствия, какие может иметь для Европы желание русского народа перестать зависеть от промышленности других стран»

«Предметы разногласий (между католиками и православными, иб) столь ничтожны, что споры могут продолжаться лишь благодаря невежеству сторон»

«Вместо того чтобы заниматься серьезными исследованиями, я — за неимением документов — забавляюсь, рассматриваю лица простолюдинов, их полувосточные, получухонские наряды»

«в 1814–1815 годах командиры, выводя свои отряды за пределы отечества, говорили казакам: Убивайте как можно больше врагов, уничтожайте противника, ничего не опасаясь. Погибнув в бою, вы через три дня возвратитесь домой, к женам и детям; вы воскреснете во плоти и крови, душой и телом; чего вам бояться?

Люди, привыкшие почитать приказы офицеров за волю Бога Отца, понимали эти обещания буквально; вы знаете, как отважно они сражались: до тех пор, пока возможно было избежать опасности, они удирали, как последние мародеры, но, увидев, что гибель неминуема, встречали ее как настоящие солдаты»

 

ПИСЬМО ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТОЕ

«За последние два дня я видел множество достопримечательностей: прежде всего татарскую мечеть. Победители отправляют сегодня религиозную службу в укромном уголке столицы побежденных — христиан, которые в плату за свою терпимость имеют свободный доступ в святилище магометан»

«Вся Россия, нация-дитя, — не что иное, как огромный коллеж; здешняя жизнь напоминает военное училище, с той лишь разницей, что учеба длится до самой смерти»

«русские вельможи /…/ пышность /…/ принимают за цивилизацию, мишуру за элегантность, из всего этого я делаю вывод, что они еще более невежественны, чем мы думаем»

«преподавая московским боярам и купцам мелочную науку общежительности, этот великий воспитатель своего народа (Петр I, иб) сам опускался до подлейших занятий, вплоть до ремесла палача; ему случалось собственноручно отрубать в течение одного вечера более двадцати голов, а затем хвастать своею ловкостью; он гордился той беспримерной жестокостью, с какой покарал виновных, но потому еще более несчастных стрельцов: этот-то достойный наследник Иванов наставлял русских, его они почитали как бога, в нем видели непревзойденный образец русского монарха — и все это немногим более ста лет назад, в то самое время, когда в Париже представляли «Гофолию» и «Мизантропа»»

«Жизнь ровная, покойная, посвященная частным привязанностям и радостям умной беседы, им (русским вельможам, иб) бы скоро наскучила»

«здесь общество родилось одновременно со злоупотреблениями»

«Трудятся они не для того, чтобы принести пользу окружающим, но для того, чтобы получить вознаграждение, огонь созидания в их груди не горит, воодушевления, рождающего возвышенные плоды, они не ведают, чувства, не требующие иных оценок и иных наград, кроме тех, что исходят из собственного сердца творца, им неизвестны. Лишите их таких движителей, как корысть, страх или тщеславие, и они предадутся бездействию; в изящных искусствах они выказывают себя рабами, прислуживающими во дворце; священное одиночество гения им недоступно; чистая любовь к прекрасному их не насыщает.

С их свершениями в сфере практической дело обстоит точно так же, как с их творениями в мире мысли: там, где бал правит хитрость, благородство кажется обманом.

Величие души /…/ не нуждается в наградах; однако, ничего не требуя, великая душа ко многому обязывает, ибо стремится сделать людей лучше: в России же она сделала бы их хуже, ибо здесь великодушие почитают притворством. У народа, ожесточенного постоянным страхом, милосердие слывет слабостью; с таким народом можно справиться, лишь запугивая его; неумолимая суровость ставит его на колени, мягкость же, напротив, позволила бы ему поднять голову; его нельзя убедить, но можно принудить к покорству, он не умеет быть гордым, но может становиться дерзким: он бунтует против снисходительной власти и повинуется безжалостной, ибо принимает злобу за силу»

«Все путешественники обвиняют их в непостоянстве; упрек этот более чем основателен: стоит русским проститься с вами, и они тотчас же вычеркивают вас из сердца; я объясняю этот изъян не только их легкомыслием и ветреностью, но и недостатком образованности»

«В этой стране все умы затянуты в одинаковый мундир»

«В физическом отношении климат, в нравственном — правительство истребляют в этих краях всех слабых и немощных; все, кто не отличается ни могучим телосложением, ни тупым умом, гибнут; выживают лишь скоты /…/ промежуточные стадии между тираном и рабом, безумцем и скотом русским неведомы»

«они думают, что, все презирая, над всем возвысятся; их похвалы суть оскорбления; они превозносят, тоскуя от зависти»

«русские лживы, как вода» (образ, позаимствованный у Шекспира, Отелло, д. 5, явл. 2)

«монархи угнетают их столько же по привычке, сколько из сострадания»

«Дабы правильно оценить политическое положение России, следует помнить, что месть ее жителей будет особенно страшной по причине их невежества и многотерпеливости, которой рано или поздно может наступить конец. Правительство, которое ничего не стыдится, ибо притворяется, что ни о чем не ведает, и черпает силу в этом мнимом неведении, не столько прочно, сколько жутко: страдания нации, отупение армии, ужас власть имущих, особенно тех из них, кто сами наводят наибольший страх, раболепство церкви, лицемерие знати, невежество и нищета простолюдинов, угроза ссылки, нависшая над всеми без исключения, — вот страна, какой создали ее нужда, история, природа и Провидение, чьи пути испокон веков неисповедимы…

И с этими-то хилыми средствами великан, едва покинувший свою древнюю азиатскую колыбель, желает нынче нарушить равновесие европейской политики!..»

«В Петербурге солгать — значит исполнить свой гражданский долг»

«Понятно, что Европа, созревшая в трехсотлетних более или менее свободных спорах и омоложенная полувековой эпохой революций, должна дать решительный отпор тайному натиску подобной державы»

«ныне Россия сильна лишь постольку, поскольку мы признаем за ней силу»

«Вечно подражать другим народам, дабы казаться просвещенными, не став ими на деле, — вот что завещал России Петр I»

 

ПИСЬМО ТРИДЦАТОЕ

«русские винят во всем свою жертву, чтоб оправдать собственное злопамятство»

«странноприимный дом — нечто вроде гостиницы при монастыре, но за чертою освященной земли, — здание весьма просторное, и комнаты в нем на вид довольно пригодны для жилья; однако стоило мне лечь, как выяснилось, что всегдашние мои предосторожности не помогают; по обыкновению, я не тушил света, и вся ночь для меня прошла в борьбе с полчищами насекомых; были среди них и черные, и коричневые, всякого вида и, должно быть, всякой породы. Разгорелся жаркий бой; гибель одного из них словно возбуждала мщение соплеменников, и они устремлялись на меня, к тому месту, где пролилась кровь; отчаянно отбиваясь, я в ярости восклицал: «Еще бы им крылья — и был бы сущий ад!» /…/ насекомые эти кишмя кишат под сенью мощей преподобного Сергия, основавшего сию знаменитую лавру. Небесная благодать проливается и на их благоденствие, и в этой святой обители они плодятся более, чем где-либо еще на свете. /…/ Этим ополчением частенько славятся и святые угодники, соединяя крайнюю аскетичность с нечистоплотностью, — нечестивое сочетание, которое не может не возмущать настоящих приверженцев Господа. Что же будет со мною, грешным, которого паломничьи паразиты язвят без всякой пользы для небес? /…/ Стулья, столы, потолок, пол, стены — все кишело живностью; я не решался ни к чему подойти, боясь потом занести заразу в свои собственные вещи. /…/ Я так подробно распространяюсь об этих неудобствах, чтобы показать /…/ чего стоит тщеславие русских и на какой высоте находится материальный быт у обитателей благополучнейшей части империи. /…/ я съел подобие завтрака и отправился в лавру, где поджидало меня новое полчище врагов; но эта легкая кавалерия, укрывшаяся в складках ряс православных монахов, уже ничуть меня не страшила — незадолго перед тем я выдержал натиск куда более грозных воинов; после ночной битвы гигантов дневные стычки и вылазки фланкеров казались сущею забавой; а говоря без обиняков, укусы клопов и страх перед вшами настолько закалили меня, что целые тучи блох, взметаемые нашими шагами в церквах и монастырских сокровищницах, уже беспокоили меня не больше дорожной пыли или печной золы. /…/ Нечистоплотность — нечто большее, чем кажется; /…/ она обличает нравственный упадок, который хуже любых телесных недугов; будучи в известной степени добровольною, эта парша тем лишь отвратительней; явление это относится сразу и к нравственной, и к физической нашей природе; оно проистекает одновременно от душевной и телесной немощи; это порок и вместе с тем болезнь»

«среди русских царит самая гадкая неряшливость»

«Сей знаменитый пустынник основал в 1338 году Троицкий монастырь, чья история не раз сливалась с историей всей России; во время войны с ханом Мамаем святой инок помог советом князю Дмитрию Ивановичу, и тот, одержав победу, в благодарность щедро одарил хитроумных монахов; позднее их монастырь был разрушен новыми ордами татар, однако мощи преподобного Сергия, чудесно обретенные под развалинами, придали новую славу этой обители молитв, отстроенной Никоном на благочестивые царские дары»

«Несмотря на мои долгие и упорные просьбы, мне так и не захотели показать библиотеку; переводчик мой всякий раз отвечал одно и то же: «Не велено!..»

Странно было видеть такую застенчивость монахов, утаивающих сокровища науки, но зато выставляющих напоказ сокровища мирской суеты. Я заключил отсюда, что на их драгоценностях меньше пыли, чем на их книгах»

«Антонио (слуга маркиза, иб) ночует в коляске и вместе с фельдъегерем, /…/ сторожит ее. Большие дороги в России довольно безопасны; зато в деревнях славянские крестьяне почитают повозки и их принадлежности своею законною добычей, и если не стеречь коляску самым тщательным образом, то наутро я вполне могу обнаружить ее без верха и вообще обобранною — без пасов, без штор, без фартука, одним словом, превращенною в незатейливый тарантас, в обыкновенную телегу; и во всем селе ни одна душа не ведала бы, куда делась украденная сбруя; если бы, после долгих розысков ее обнаружили у кого-нибудь в сарае, то разбойник отговорился бы тем, что нашел-де ее да принес! Такое оправдание в ходу среди русских; воровство укоренилось в их нравах; а потому воры живут с совершенно чистою совестью, и физиономия их до конца дней выражает безмятежный покой, способный обмануть даже ангелов. На память мне то и дело приходит наивно-характерная поговорка, непрестанно звучащая у них в устах: «И Христос бы крал, кабы за руки не прибили».

Не думайте, будто пороком воровства поражены одни лишь крестьяне: воровство имеет столько же видов, сколько есть ступеней в общественной иерархии. Всякий губернатор знает, что ему, как и большинству его собратьев, грозит провести остаток своих дней в Сибири. Если, однако, за время своего губернаторства он исхитрится наворовать довольно, чтобы в нужный момент защитить себя в суде, то он выпутается; если же (случай невозможный) он остался бы честен и беден, то пропал бы. Замечание это не мое, мне доводилось слышать его от нескольких русских, которых я считаю достойными доверия, но воздержусь называть их имена. Рассудите сами, насколько следует верить их рассказам.

Кригс-комиссары обкрадывают солдат и наживаются на их голоде; вообще, среди здешних чиновников честность была бы так же опасна, как сатира, и так же смешна, как глупость»

 

ПИСЬМО ТРИДЦАТЬ ПЕРВОЕ

«русские — одна из самых ветреных и вместе самых непроницаемых наций на свете. Что сделала она, чтобы способствовать развитию человеческого духа? Она еще не имела ни философов, ни моралистов, ни законодателей, ни ученых, чьи имена остались бы в истории; зато никогда не было и не будет у ней недостатка в отменных дипломатах, хитроумных политиках; низшие же классы если и не дают изобретательных мастеров, зато изобилуют превосходными подмастерьями; наконец, если здесь недостает слуг способных облагородить свою профессию высотою души, то во множестве найдутся отличные шпионы»

«редко случается оттуда (из бани, иб) уйти, не унеся на себе некое неопровержимое доказательство безобразной нечистоплотности русского народа»

«особенно отвратителен холодный кислый суп; это какой-то ледяной рыбный бульон — русские любят им потчевать. Готовят здесь и супы со сладким уксусом, которых я отведал, чтобы больше к ним не прикасаться»

«Здесь имеется особый класс людей, соответствующий нашей буржуазии, но не имеющий ее твердого характера — следствия независимости, и ее опытности — следствия свободы мысли и образованности ума»

«Из своих канцелярий эти незаметные тираны, эти деспотичные пигмеи безнаказанно угнетают страну»

«Российские императоры /…/ в тех, кого ставили своими министрами, желали иметь лишь рабов»

«/…/ такие чиновники становятся бедствием для страны.

Полуобразованные, соединяющие либерализм честолюбцев с деспотичностью рабов, напичканные дурно согласованными между собою философскими идеями, совершенно неприменимыми в стране, которую называют они своим отечеством»

 

ПИСЬМО ТРИДЦАТЬ ВТОРОЕ

«в Петербурге, если человек упадет в Неву, никто и не думает его вытаскивать»

«Одно лишь чувство собственного достоинства, одна лишь свобода заставляет человека дорожить собою, своим отечеством, вообще чем бы то ни было»

«Чтоб привести здесь национальные нравы в согласие с новейшими европейскими идеями, потребуется века полтора, да и то при условии, что все это долгое время русскими будут править одни лишь просвещенные государи — как теперь говорят, поборники прогресса»

«Будущее покажет свету, сумеет ли этот народ возместить себе воинскою и политическою славой то счастье, которого лишают его общественное устройство и непрестанное подражание чужеземцам»

«все национальное, даже музыка, делается здесь оружием оппозиции»

«робкий и грозный, как подавленная страхом злоба»

«то были не преступники — о нет, то были поляки, беззаветные и злосчастные герои»

«при деспотизме нет иного преступника, кроме палача»

«Здесь все шпионят, пусть даже по-любительски и безвозмездно»

 

ПИСЬМО ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЕ

«магометанам вообще свойственна честность в денежных делах»

«для русского он (Нижегородский военный и гражданский губернатор Михаил Петрович Бутурлин, иб), показался мне гостеприимным и общительным»

«рынок — небольшие крытые ряды, источавшие запахи менее всего благовонные»

«Присутствие подобных насекомых в людских жилищах (тараканов, иб) говорит о такой неопрятности и нерадивости, что я невольно пожалел о своей затее — ездить по здешним краям»

«Богатство это внушает ужас. Сколько же требуется осужденных, чтоб разрабатывать такие рудники (железные, иб)! А если преступников недостает, приходится нарочно их множить»

«местные жители (в Нижнем Новгороде, иб) — сами азиаты и хранят отпечаток своего происхождения»

«тишина, безлюдье и полиция — одним словом, Россия!»

«В странах просвещенных даже тупицы в десятилетнем возрасте знают то, что в отсталом обществе постигают только люди великого ума, да и то лишь к тридцати годам.

Народ в России не знает арифметики; все расчеты он от века выполняет с помощью деревянной рамки, внутри которой помещены ряды подвижных шариков»

«Впрочем, мне рассказали о том, как отец ныне живущего — я чуть не сказал «царствующего» — графа Шереметева однажды пообещал крестьянскому семейству вольную за чудовищно большую сумму в пятьдесят тысяч рублей. Деньги он получил, после чего оставил обобранное им семейство своими крепостными»

«Старики в России морочат вас чистосердечно, сами того не замечая; ложь слетает с их уст так же простодушно, как откровенное признание. Хотелось бы мне знать, с какого возраста в их глазах обман перестает быть грехом»

«/…/ киргизских лошадок, которым предназначено /…/ возить на себе людей — таких же рабов, как они сами, но часто все же менее достойных жалости, чем лишенные свободы животные»

«русские и есть азиаты, пообтесавшиеся, но вряд ли цивилизованные»

 

ПИСЬМО ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТОЕ

«Рассказал мне об этом /…/ сам губернатор, желая показать, сколь мягко действует механизм деспотического правления, облыжно осуждаемый в странах с либеральными учреждениями» (речь о денежной реформе, проведенной Николаем I перед самой ярмаркой и долженствующей разорить большинство купцов, см. ниже, иб)

«Политическое состояние России можно кратко определить так: это страна, где правительство говорит все что пожелает, потому что только оно и вправе говорить»

«взбалмошное безрассудство властей возмещалось изворотливостью подданных»

«(молчание и непротивление купцов денежной реформе, которая имела целью их разорить, маркиз объясняет, иб) страхом, этим подлинным властелином России. /…/ купцы /…/ думали, что если дело дойдет до судебной тяжбы или просто получит слишком громкую огласку, то на них обрушатся и суд, и полиция, и уж тут-то так называемый закон будет применен со всею строгостью»

«прибыль от внезапно осуществленной по высочайшему указу реформы — отъятия у бумажных денег части их прежней стоимости и соответственно повышения достоинства серебряного рубля — предназначена была возместить личной казне государя расходы, которые он понес, когда взялся перестраивать Зимний дворец за свой счет и, дабы восхитить Европу и Россию своим великодушием, отклонил подношения от многих городов, частных лиц и крупнейших негоциантов»

«Чтобы жить в России, мало скрытности, требуется еще и притворство. Таиться — полезно, лицемерить же — необходимо»

«В обычном обществе простой народ толкает вперед всю нацию, а правительство его осаживает; здесь же правительство погоняет, а народ его сдерживает»

«В России, где власть — единственная цивилизующая сила, территориальные, торговые и умственные усовершенствования исходят от правительства, им замышляются и под его водительством осуществляются» (Gurovsky A. Verite sur la Russie. P., 1834. P. 59)

«всякий раз как возникает хотя бы легкое затруднение при сооружении какой-нибудь стены, всякий раз как собираются обновить фасад старинного дома или же построить новый дом на одной из нижегородских улиц или набережных, — губернатор обязан изготовлять чертеж и представлять сей вопрос на разрешение государя. «Что за человек!» — восклицают русские»

«Если верить достопочтенному нижегородскому губернатору, то все очень просто: от привычки к власти формы управления делаются мягкими и необременительными»

«Простолюдины в частных своих распрях друг с другом очень редко обращаются в суд. Этот их зоркий инстинкт представляется верным признаком неправедности судей»

«Страх повсюду производит одно и то же благо — тишину»

«В России почтение к деспотической власти сливается с мыслью о вечности»

«выражение его лица (фельдъегеря, представленного к маркизу в сопровождение, иб) — хитрое, жесткое, сухое и низменное, которому еще предстоит сделаться надменным; наконец, весь характер этого глупца, живущего в стране, где глупость отнюдь не безобидна, как у нас, ибо в России она всегда пробьет себе путь»

«между обманщиком и обманутым существует совершенное сходство, и различаются они лишь силою»

«здесь так же невозможно определить подлинность священных камней (исторических зданий, иб), как и достоверность слов и документов. В каждое новое правление исторические здания преображаются заново, словно бесформенная глина, по воле государя»

«Сей железный человек (Петр I, иб) счел и доказал, что волею московского царя можно заменить все — законы природы, правила искусства, истину, историю, человечность, кровные узы, религию»

«Перегной людских поколений дает урожай лишь на почве, взрыхленной просвещением»

«Народы обретают право на признательность человечества не тогда, когда алчно поглядывают на соседей, а когда обращают все силы свои на себя, добиваясь высших достижений как в духовной, так и в материальной цивилизации»

«/…/ Строгановых — знатных вельмож, ведущих род свой от первых русских купцов, которых обогатило завоевание Сибири при Иване IV. Тогдашние братья Строгановы сами набрали войско бесстрашных завоевателей, которые и присоединили к России целое царство»

«День наш завершился посещением оперного театра на ярмарке, где давали русский водевиль. Подобные водевили опять-таки не что иное, как переводы с французского»

 

ПИСЬМО ТРИДЦАТЬ ПЯТОЕ

«В Нижнем некто г-н Жаман рассказал мне, что недавно у себя в имении — по соседству с владениями г-на Мерлина, еще одного иностранца, благодаря которому история эта и сделалась известна, — был убит новый помещик-немец, известный знаток земледелия и рьяный проповедник новых способов севооборота, до сих пор неупотребительных в здешних краях.

/…/ все это подстроили принадлежавшие убитому крестьяне в отместку за нововведения в возделывании полей, которым иностранец пытался их научить»

«общественная безопасность обеспечивается слепым повиновением войск; их покорность проистекает от совершенного невежества сельских жителей»

«тогда князь, решившись дознаться до разгадки этого необычного дела, прибег к чисто русскому целебному средству — велел высечь одержимую розгами» (рассказ о молодой девушке, насильно выданной замуж и, чтобы избежать ласок нелюбимого мужа, симулирующей помешательство. Очевидно, сумасшедший дом был ей милее, иб)

«Посредством слова «воображение» ученые наши снимают с себя обязанность объяснять те явления, которых не могут ни отрицать, ни понять. У иных метафизиков «воображение» становится чем-то вроде «нервов» у иных врачей»

«менее всего в России понимают свободу мысли и слова»

«на словах-то говорят о терпимости, /…/ но это все для толпы да для иностранцев; а втайне слишком дерзких журналистов все же наказывают.

Когда же я повторяю, что во Франции все предается гласности, /…/ хитро смеются в ответ, вежливо умолкают и не верят ни одному моему слову»

«В России есть порядок; одному Богу ведомо, когда в ней появится цивилизация»

«Меня ужасает такое колдовское действие власти»

«Российский император прибывает в Москву, словно ассирийский царь в Вавилон»

«в России, /…/ в этой стране, не имеющей прошлого, люди терзаются всеми муками самолюбия, свойственными выскочке, который знает жизнь и прекрасно понимает, что думают окружающие о его внезапном обогащении»

«разыграть ужасную комедию битвы, где они стяжали себе не богатство, но славу — жалкое вознаграждение за сверхчеловеческую верность долгу; усталость и безвестность — вот все, что получили они за свое повиновение, которое именуют славным, чтоб подешевле от них откупиться» (о ветеранах Бородина и театральном представлении на поле битвы, иб)

«Все подобные развлечения (театрализованное представления Бородинского сражения, иб) имеют источником одну и ту же мысль — пренебрежение к жизни человека.

Вот до чего способна дойти власть человека над другими людьми; разве может сравняться с нею власть закона над гражданином? Между ними всегда будет огромное расстояние»

«Император Николай издавна обладает привилегией, унаследованной, кажется, от некоторых его предшественников, — а именно привилегией говорить и делать вещи, из ряда вон выходящие, не привлекая к ним большего внимания. Должно быть, он был сильно чем-то развлечен, если не отдал себе отчета в том, насколько странно затягивать победную песнь на поле беспримерного поражения» (Бородинская годовщина и театрализованная битва, иб)

 

ИЗЛОЖЕНИЕ ДАЛЬНЕЙШЕГО ПУТИ

«при виде Волхова представились мне ужасные сцены осады города-республики, который был дважды взят и опустошен Иваном Грозным. Мне виделось, как эта венценосная гиена, улегшись на развалинах, ликует при виде войны, мора и расправы»

«В те дни на глазах у царя казнили до шестисот человек в день; и все эти ужасы совершались в качестве возмездия за преступление, с тех самых пор каравшееся самым беспощадным образом, — за связь с поляками. Случилось все это около трехсот лет назад, в 1570 году»

«/…/ места, некогда знаменитые своею разнузданною вольностью (Новгород, иб), ныне же опустошенные так называемым «порядком», который здесь равнозначен смерти»

«Заводом управляет англичанин, г-н Вильсон /…/ он добросовестно, как истый русский инженер /…/»

«русский деспотизм повелевает мертвецами, храмами, историческими событиями, каторжниками, арестантами — вообще всеми теми, кто не может заговорить и воспротивиться злоупотреблениям власти»

«чего можно ожидать от искусства в стране, где молодые художники носят мундир?»

«Все воспитанники Академии, как оказалось, состоят на службе, соответственно одеты, выполняют команды, словно кадеты морского училища. Уже это одно говорит о глубоком презрении к тому, чему здесь якобы покровительствуют, или, вернее, о совершенном непонимании законов природы и таинств искусства; даже в открытом равнодушии к художеству было бы не так много варварства»

«в России свободно лишь то, до чего нет дела правительству»

«искусство нуждается в свободе и тесная связь между гениальностью творчества и независимостью творца /…/ служит залогом благородства художественной профессии»

«не смейтесь — я сам видел, осматривая Академию живописи, как на дверях одного из залов начертаны эти слова — «Русская школа»!!!»

«Если вы, на беду свою, не только русский, но еще и чувствуете себя художником, вам нужно уезжать за границу»

«один мой знакомый немец, проведя несколько лет по делам в России, наконец уезжал из этой страны навсегда; вместе с ним был его друг; и едва ступили они на палубу поднимавшего якорь английского корабля, как у всех на глазах обнялись, восклицая: «Слава Богу, можно теперь свободно дышать и говорить что думаешь!..»»

«Изумление и недоумение охватывают меня при мысли о том, сколь многие умы прельщает русское правительство. Мало того, что оно принуждает к молчанию своих подданных, оно добивается к себе почтения даже на расстоянии — от иностранцев, вырвавшихся из-под его железной плети»

«говорить правду в лицо угнетателям — обязанность по-своему радостная»

 

ПИСЬМО ТРИДЦАТЬ ШЕСТОЕ Г-НУ ***

«Если ставить свои предвзятые мнения выше очевидной действительности, то к чему путешествовать? Решившись видеть чужие народы такими, какими хочется их видеть, можно не покидать своего дома»

«сей горький плод деспотизма (любовь к порядку, иб) столь драгоценен, что за него, считают они, не жаль заплатить любую цену»

«Матерям здесь (в России, иб) следовало бы оплакивать рождение детей более, чем их смерть»

«Странно сложена душа человека: когда в жизни его царит страх, он не ищет смерти, он уже знает, что это такое»

«Попробуйте же любить и защищать истину в стране, где основа государственного устройства — поклонение идолу!»

«у русских жизнь безотраднее, чем у любого другого народа Европы; причем говоря «народ», я разумею не одних лишь крепостных крестьян, но и всех, кто населяет империю»

«во вкусах своих они (русские, иб) властны не более, чем в поступках. Так называемые изящные искусства были им вменены в обязанность приказом, словно воинские упражнения. Образец всего их общества — армейский полк с его мелочною дисциплиной»

«русские же, даже те из них, кому присвоено прозвище великих, всегда умели только плестись за модою»

«в характере этого поверхностно развитого народа вообще все противоречиво; более же всего он отличается неизобретательностью. Чтоб изобретать, ему нужна была бы независимость»

«Завоевательный дух его порожден не мощью, а лишь претензией; весь его талант — мериться с другими; весь его гений — подражательство; если все же кажется, будто есть в нем некая самобытность, то потому только, что еще ни один народ на свете не имел такой нужды в образцах для подражания; от природы наблюдательный, он становится самим собою, лишь перенимая чужие создания»

«За четыре века колебаний между Европой и Азией Россия до сих пор так и не сумела оставить делами своими след в истории человеческого духа, ибо национальный ее характер изгладился под толщею заимствований.

Примкнув к греческой схизме и тем отделив себя от Запада, она много веков спустя, с непоследовательностью уязвленного самолюбия, вновь обратилась к нациям, сложившимся в лоне католицизма, дабы перенять у них цивилизацию, до которой не допускала ее сугубо политическая религия. Перенесенная из дворца в воинский стан, чтобы поддерживать там порядок, эта византийская религия не отвечает высочайшим потребностям души человеческой; она помогает полиции морочить народ — и только»

«способности верить, зависит от уважения, каким пользуется духовенство. Человек, призванный сообщать другому человеку божественные откровения, должен иметь свободу»

«священники презираемы народом — несмотря на царское покровительство, а вернее, по причине такого покровительства, которое ставит их в зависимость от государя даже в делах божественного призвания.

Народ, сознающий себя свободным, никогда не станет чистосердечно повиноваться зависимому духовенству»

«православный поп будет учить народ только повергаться ниц перед силою!!»

«Когда на Западе потомки варваров с поклонением, близким к обожанию, изучали древних греков и римлян, они переиначивали их, приноравливая к своей жизни: легко ли распознать Вергилия в Данте, Гомера в Тассо или даже Юстиниана и римское право в феодальных кодексах средневековья? Подражание учителям, ничего не имевшим общего с новыми нравами, помогало утончению умов, развивая язык, но не ограничивалось бесплодным воспроизведением образцов. Благоговейный восторг перед прошлым не глушил, но возбуждал гений европейцев; русские же воспользовались нами иначе»

«Жители Южной Руси некогда отличались известною тонкостью вкуса, и благодаря сношениям с Константинополем, которые издревле, даже в самые варварские века, поддерживали киевские князья, в этой части славянского государства царила любовь к искусствам; в то же время предания Востока помогали сберечь там чувство величественного и сохранить известную сноровку в художествах и ремеслах. Однако достоинства эти — плоды старинной связи с передовыми народами, наследниками античной цивилизации, – были утрачены при нашествии монголов»

«рабское состояние порождает низменность души и исключает подлинную учтивость — ведь в ней нет ничего холопского, в ней выражаются высочайшие и тончайшие чувства. Цивилизованным же народ может называться только тогда, когда учтивость становится для всех его представителей до единого как бы расхожею монетой. Тогда первобытная грубость и животное себялюбие, свойственные человеческой природе, уже с колыбели сглаживаются теми уроками, что каждый получает в семье; в детстве человек, где бы он ни родился, отнюдь не сострадателен, и никогда не станет он действительно учтивым, если еще в начале жизни его не отвлечь от жестоких наклонностей»

«подобная утонченность, естественно вырабатывающаяся со временем, неведома нынешним русским; им памятен не столько Византии, сколько ордынский Сарай, и за немногими исключениями они пока еще лишь прилично одетые варвары»

«Чтобы стать подлинно учтивым, нужно долго учиться человечности, а уж потом вежливости»

«Петр Великий с безоглядностью непросвещенного гения, с нетерпеливою дерзостью человека, почитаемого всемогущим, с настойчивостью своего железного характера вознамерился разом похитить у Европы готовые плоды цивилизации, вместо того чтобы смиренно высевать ее зерна в свою собственную землю. Все созданное этим без меры прославленным человеком оказалось ненатуральным; добро, сотворенное его варварским гением, было на удивление преходяще, тогда как зло — непоправимо»

«мертв тот народ, у которого нет ничего своего, кроме покорства»

«Россия — огромный театр. Если зритель хочет сохранить хоть какие-нибудь иллюзии, ему ни в коем случае не следует заглядывать за кулисы. Быть может, недалек тот день, когда вся Европа разделит мое мнение по поводу того гигантского шарлатанства, на котором покоится могущество российских императоров»

«не по силам людским задача, стоящая пред государем, который вдруг возжелал бы человечно царствовать над нечеловечным народом»

«Ослепленные блестящими атрибутами преступления, размахом иных злодеяний, оправданных своим результатом, народы приходят к выводу, что есть два рода злодейства и две морали, что необходимость, или, как говорили прежде, государственная надобность, снимает вину со знатных преступников, если только они сумели согласовать бесчинства свои со страстями всей страны»

«Сердечность незнакома русским — ее они у немцев не позаимствовали»

«узревши истину, я тотчас же высказываю ее вслух, не рассчитывая последствий, ибо зло, по убеждению моему, происходит не от истин провозглашаемых, а от истин утаиваемых»

«Когда я веду свой рассказ, у меня одна лишь религия — культ правды; /…/ я стремлюсь превратиться в зеркало — то есть быть прежде всего беспристрастным, а в таком деле одного намерения уже довольно (по крайней мере, для умного читателя; не могу и не желаю признаться себе, что бывают и иные, ибо тогда писательство сделалось бы нестерпимо скучным)»

«Свобода — это ведь не что иное, как обеспечение прав слабого, /…/ когда я увижу, что и требования меньшинства принимаются в расчет, — тогда я тоже закричу: «Да здравствует свобода!»»

«Клич «да здравствует свобода!» может хоть завтра раздаться даже и у границ Сибири во время кровавого бунта, при зареве пожара; слепой и жестокий народ может перерезать своих господ, восстать против темных самодуров, обагрить кровью воды Волги, только свободней он не станет — на нем ярмом тяготеет варварство»

«Надо прямо признать, что русский народ еще не имеет правосудия»

«справедливость в России — не более чем исключение из правила»

«Ежели любой рассказ о России и ее обитателях оказывается оскорблением личности — тем хуже для русских; это неизбежное зло, так как, сказать по правде, ничто не существует в России само по себе, но возникает и исчезает по благоусмотрению одного человека; не путешественники тому виною»

«В России мне открылось, что принцип неограниченной монархии /…/ ведет к последствиям чудовищным. /…/ от некоторых форм правления народы должны быть избавлены навсегда»

«при подобном порядке император либо сам издает, либо велит издать, либо допускает издать и пустить в ход такие законы (простите, что называю сим священным именем неправедные повеления, но я лишь пользуюсь тем словом, какое в ходу в России), которые, например, позволяют объявить законных детей, рожденных в законном браке, не имеющими ни отца, ни фамилии — не людьми, а цифрами»

«русского народа еще и нет — есть только императоры, имеющие рабов, и вельможи, также имеющие рабов; народа все они не образуют»

«Император пытается ныне создать русскую нацию»

«Какова бы ни была в России видимость, под нею всегда таятся насилие и произвол. Устрашая подданных, тирания обрела покой — только тем власть и сумела по сей день облагодетельствовать свой народ»

«в Российской империи люди бедствуют больше всего на свете, страдая от тягот варварства и цивилизации одновременно»

«Пора бы этим людям, столь зорким к порокам и нелепостям нашего общества, привыкнуть к тому, что и о них самих говорят не обинуясь; окружая их дипломатическим молчанием, мы лишь вводим их в заблуждение, расслабляем их ум; если русские хотят быть признаны народами Европы и иметь с нами дела на равных, пускай сперва научатся слушать суждения о себе. Такому суду подвергаются все народы и не придают тому особенного значения. С каких это пор немцы принимают у себя англичан под тем лишь условием, что те станут хорошо отзываться о Германии? У всякого народа есть веские причины быть таким, каков он есть; и самая веская из них та, что иным он быть и не может»

«В завещании Мономаха мне попались любопытные мудрые поучения, обращенные к сыновьям; особенно поразило меня одно место — это признание весьма полезно запомнить: «Всего же более чтите гостя, и знаменитого и простого, и купца и посла; если не можете одарить его, то хотя брашном и питием удовольствуйте: ибо гости распускают в чужих землях и добрую и худую об нас славу» (из поучения Владимира Мономаха своим сыновьям в 1126 году) /…/ такими самолюбивыми ухищрениями гостеприимство изрядно обесценивается»

««Забыв гордость народную, /…/ мы выучились низким хитростям рабства, заменяющим силу в слабых; обманывая татар, более обманывали и друг друга; откупаясь деньгами от насилия варваров, стали корыстолюбивее и бесчувственнее к обидам, к стыду, подверженные наглостям иноплеменных тиранов /…/» (Карамзин. Τ 5. Гл. 4.)»

«Власть народная также благоприятствовала силе бояр, которые, действуя чрез князя на граждан, могли и чрез последних действовать на первого: сия опора исчезла. Надлежало или повиноваться государю, или быть изменником, бунтовщиком; не оставалось средины и никакого законного способа противиться князю. — Одним словом, рождалось самодержавие» (Карамзин. Т. 6. Гл. 6.)

«Из-за всевластия самодержцев здесь нет уважения к судебному приговору; император, став лучше осведомлен о деле, всегда может отменить то, что решил он, будучи осведомлен плохо»

«Признания Карамзина показались мне вдвойне значительны в устах столь льстивого и робкого историка, как он»

«У русских не было средневековья, у них нет памяти о древности, /…/ рыцарского прошлого, уважения к своему слову; они доныне остаются /…/ по-китайски церемонно вежливыми, по-калмыцки грубыми или, по крайней мере, нечуткими, по-лапонски грязными, /…/ и дико невежественными /…/, по-жидовски хитрыми, по-холопски пронырливыми, по-восточному покойными и важными в манерах своих, по-варварски жестокими в своих чувствах»

«ни у кого недостает великодушия, чтобы подняться выше хитрости; они внушили мне отвращение к этой способности, без которой у них не проживешь. Следящие за каждым своим шагом, они кажутся мне самыми жалкими людьми на свете. Прискорбное это достоинство — такт житейских условностей, узда, накинутая на вольное воображение, принуждающая беспрестанно жертвовать своим чувством ради чужого; с отрицательным этим достоинством несовместны иные, положительные и высшие, достоинства; это ремесло честолюбивого льстеца, всегда готового исполнять чужую волю, постоянно следящего и отгадывающего, к чему ведет дело хозяин, — вздумай он сам дать делу толчок, его тут же прогонят вон. Чтобы дать делу толчок, нужна гениальность»

«Благодаря такой изощренности, достойной сераля, русские непроницаемы для чужого взгляда; всегда, правда, заметно, что они нечто скрывают, но что именно — неизвестно, а им того и довольно. Еще хитрее и опаснее станут они тогда, когда научатся скрывать самое свою хитрость»

«В сердце русского народа кипит сильная, необузданная страсть к завоеваниям — одна из тех страстей, что вырастают лишь в душе угнетенных и питаются лишь всенародною бедой. Нация эта, захватническая от природы, алчная от перенесенных лишений, унизительным покорством у себя дома заранее искупает свою мечту о тиранической власти над другими народами; ожидание славы и богатств отвлекает ее от переживаемого ею бесчестья; коленопреклоненный раб грезит о мировом господстве, надеясь смыть с себя позорное клеймо отказа от всякой общественной и личной вольности»

«Россия видит в Европе свою добычу, которая рано или поздно ей достанется вследствие наших раздоров; она разжигает у нас анархию, надеясь воспользоваться разложением, которому сама же способствовала, так как оно отвечает ее замыслам; сделанное с Польшей затевают вновь, в большем размере[3]. Париж уже не первый год читает возмутительные газеты — возмутительные во всех смыслах, — оплачиваемые Россией. «Европа идет тою же дорогой, что и Польша, — говорят в Петербурге, — напрасным либерализмом она сама себя ослабляет, тогда как мы остаемся могущественны потому именно, что не свободны; потерпим же под ярмом, за свой позор мы отыграемся на других»»

«Рим и весь католический мир не имеют большего и опаснейшего врага, нежели император российский»

«Русское православное духовенство всегда являло и будет являть собою своего рода ополченцев, лишь мундиром своим несколько отличных от светских войск империи. Подчиненные императору попы и их епископы составляют особый полк клириков — только и всего»

«Одно лишь слово правды, брошенное в Россию, — все равно что искра, упавшая в бочонок с порохом»

«Богатство русских — покров, наброшенный на нищету; все заключается для них в видимости, и видимость у них обманывает чаще, чем где-либо еще. Оттого любой приподнявший край покрова навсегда погиб во мнении Петербурга»

«Общественная жизнь в этой стране — сплошные козни против истины»

«Всякий, кто не дает себя провести, считается здесь изменником»

«Россия — не более чем сообщество завоевателей, сила ее не в мышлении, а в /…/ хитрости и жестокости»

«едва лишь перед московитами откроются дороги в чужие края, как они толпами устремятся вон из своей страны.

Сейчас они толкуют о своей умеренности, открещиваются от замыслов завоевания Константинополя[4]»

«Нет-нет, лучше уж обознаться, но рассказать, чем верно все разглядеть и смолчать. Пусть даже, излагая свои наблюдения, я буду дерзок — скрывши их, я был бы преступен[5]»

«единственное достояние русских — покорность и подражание, руководство же их умом, мнениями и свободною волей принадлежит государю. История составляет в России часть казенного имущества, это моральная собственность венценосца, подобно тому как земля и люди являются там его материальною собственностью; ее хранят в дворцовых подвалах вместе с сокровищами императорской династии, и народу из нее показывают только то, что сочтут нужным. Память о том, что делалось вчера, — достояние императора; по своему благоусмотрению исправляет он летописи страны, каждый день выдавая народу лишь ту историческую правду, которая согласна с мнимостями текущего дня»

«если на Западе утихнут страсти, если между правительствами и подданными установится союз, то жадные завоевательные чаяния славян сделаются химерой»

«Я не обвиняю, а просто повествую»

«У кого же в Европе согласные друг с другом нужды? У французов и немцев, а также у тех народов, которым природою суждено следовать за двумя этими великими нациями»

«Откуда столь ничтожное положение церкви (московской православной, иб), которой все, казалось бы, споспешествует в ее делах? Вот в чем вопрос»

«она (московская православная церковь, иб) не имеет никакой силы в сердцах людей, порождая одно лишь ханжество да суеверие»

«император в бесстрастном милосердии своем объявил, что нет ни причин для наказания, ни преступника, коего должно покарать, а есть лишь безумец, коего должно держать взаперти; больной, добавил он, будет препоручен заботам лекарей.

Сей новый род пытки был незамедлительно применен» (о приговоре П. Я. Чаадаеву, иб)

«Вот вам свежий пример того, как вершатся ныне в России дела совести (дело Чаадаева, иб). Спрашиваю в последний раз: вправе ли путешественник, имевший несчастье или же счастье собрать такие сведения, оставить их неизвестными? В подобных обстоятельствах достоверное помогает разобраться в предполагаемом, и из того и другого вместе образуется убежденность, которою человек обязан, если может, поделиться со светом»

«В Испании политическая несвобода возмещалась личною независимостью»

«Только пожив в этой пустыне, /…/ в этой тюрьме /…/ — начинаешь чувствовать, насколько же свободно живется в других странах Европы, какое бы правление ни было в них принято. В России /…/ свободы нет ни в чем — разве что /…/ в одесской торговле. Оттого-то император, наделенный пророческим чутьем, недолюбливает тот независимый дух, что царит в этом городе, обязанном своим процветанием уму и неподкупности француза»

 

ПРИЛОЖЕНИЕ

«участь нашу отягощала жестокость дурных помещиков, в грубости своей превосходящих простонародье» (воспоминание пленного француза о 1812 г., иб)

 

ДОПОЛНЕНИЯ

1. ЗАМЕТКА АВТОРА О ТРЕТЬЕМ ИЗДАНИИ (1846)

«Даже русские заслужили благодарность, ибо из их опровержений, или, говоря точнее, из их отрицаний, автор узнал правильное написание многих русских слов /…/ Улучшениями этими /…/ автор обязан лишь дотошности, с какой русские сочли необходимым исследовать книгу, смутившую их политическое идолопоклонничество, умерившую их амбиции и уязвившую их тщеславие»

 

2. К ТРЕТЬЕМУ ИЗДАНИЮ 1846 г.

«Отрывки из книги «Злоключения католической церкви обоих обрядов в Польше и в России», переведенной с немецкого графом де Монталамбером

«Нет такой жестокости, которой не подвергали бы этих несчастных (униатов), дабы принудить их перейти в ряды схизматиков; если они отказывались покидать свои храмы, их выгоняли оттуда кнутом и истязали до тех пор, пока боль не заставляла их согласиться на требования мучителей /…/

Смерть настигла Екатерину как будто нарочно для того, чтобы спасти униатскую церковь. Императрица умерла в ноябре 1796 года; если бы не это, очень скоро хилые остатки этой церкви были бы полностью уничтожены, и Екатерина избавила бы своих наследников (императора Николая I) от печальной необходимости брать на себя перед Богом и людьми вину за преступление, которое навсегда запятнает его имя /…/

Гонений на униатов были жестокими при Екатерине II, но при нынешнем царствовании жестокость эта только возросла. /…/ Нынешнее правительство не только запрещает священникам переходить в католичество, но, напротив, принуждает всех тех униатов, которые при Екатерине II, Павле I и Александре приняли латинскую веру, возвратиться к вере схизматической.

Указ Екатерины II, подписанный в 1789 году, был вновь введен в действие в году 1833-м, со многими очень жестокими добавлениями; согласно этому указу, подлежит наказанию, как мятежник, всякий католик, священник или мирянин, происхождения высокого или низкого, который воспротивится на словах или на деле распространению главенствующей религии или помешает каким-либо образом вхождению в лоно русской церкви отдельных семей или целых деревень»»

«В 1836 году русские священники прибыли в имение г-на Маковецкого, богатого помещика Витебской губернии, и приступили к выполнению своей миссии; крестьяне, поддерживаемые своим господином, оказали им решительное сопротивление. Русские священники (попы) известили об этом правительство, и император немедленно отдал приказ лишить г-на Маковецкого всех его владений и сослать в Сибирь»

«/…/ указ 1833 года, гласящий: «Все семейства, которые при Екатерине II и ее святых наследниках, императорах Павле I и Александре I, приняли латинскую веру, ныне считаются принадлежащими к русской православной церкви»»

««Некто г-н Бурачек, униат, предки которого были православными, пожелал взять в жены девицу, исповедующую ту же веру, что и он, и получил ее согласие, однако ни один из священников-униатов не решился обвенчать жениха и невесту; все ссылались на императора, запрещающего подобные браки; переезжая из города в город, жених наконец нашел в окрестностях Смоленска священника-униата, который, тронутый такой верностью религии отцов, тайно обвенчал молодых. Правительство, узнав обстоятельства заключения этого брака, и объявило его недействительным. Г-на Бурачека и священника лишили имущества и выслали в Сибирь.

Русское правительство пыталось оправдать эти жестокости , утверждая, что объявлять ту или иную семью, того или иного человека православным не значит ущемлять свободу совести, что таким образом этих людей просто-напросто возвращают к религии их предков, религии, которую они якобы оставили по невежеству и не имея на то никакого права»»

««Сходные и даже более жестокие акты насилия осуществлялись агентами русского правительства в военных поселениях, где большинство составляли поляки и русины, исповедующие католическую веру. Достаточно упомянуть лишь о том, что произошло в 1835 году в Старосельском военном поселении Витебской губернии. Однажды командир собрал всех солдат и объявил, что им предстоит принять ту же веру, какую исповедует император, ибо такова его воля, повиноваться которой — их священный долг. Большинство солдат сказали, что им легче умереть, чем предать свою веру, но не успели они произнести эти слова, как русские солдаты того же полка по приказу командира бросились на своих товарищей и обрушили на них палочные и сабельные удары, от которых многие из несчастных вскоре умерли»»

««Более 160 священников заплатили жизнью за героическую верность своей религии: их подвергли различным унижениям, а затем сослали в Сибирь, где большинство из них умерло»»

««Россия, преуспевающая в делах Веры мудрыми попечениями и благочестивым примером августейшего монарха, стремится, подобно ему, излить благодарные чувства перед Небесным виновником сего мирного торжества своего, которого благие последствия неисчислимы. Отныне можно смело сказать, что, кроме лишь собственно так называемой Литвы и Жмуди[6], все основное население западных областей Империи есть не только русское, но и православное; и напрасно было бы усилие врагов ее утверждать противное вопреки исторической истине и действительной сущности вещей. Их мнение не найдет себе отголоска в коренных тамошних жителях, вспомнивших свое начало, свой язык и свою древнюю Веру»» («Прекращение Унии», «Северная пчела» 25–27 октября 1839, иб)

 

3. ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА К ПЯТОМУ ИЗДАНИЮ (1854)

«Император Николай прежде всего — уроженец своей страны, страна же эта не может вести честную политику, ибо судьба постоянно увлекает ее на путь завоеваний, свершаемых на благо деспотизма, подобных которому нет в мире, ибо он весьма искусно притворяется цивилизованным. Только люди бесконечно доверчивые или бесконечно недобросовестные могли искать в этой стране лекарство от опасностей, грозящих Европе»

«Я же сочту, что трудился не напрасно, если смогу льстить себя надеждой, что на грядущем суде приготовленные мною документы помогут докладчику изложить существо сегодняшних прений»

 

ПРИМЕЧАНИЯ

1. «Для чего служат установления в стране, где правительство не подчиняется никаким законам, где народ бесправен и правосудие ему показывают лишь издали, как достопримечательность, которая существует при условии, что никто ее не трогает: так собаке показывают лакомый кусок и бьют, когда она хочет к нему приблизиться. /…/ Надо бы сказать русским: для начала издайте указ, позволяющий жить, а потом уже будете мудрить с уголовным правом»

«Сила побежденного и варварство победителя — вот вся Россия!»

«Г-н Толстой, на которого я уже ссылался, излагает политическую доктрину своих соотечественников следующим образом: «И пусть мне не говорят, что человек, правящий единолично, может не проявить должной твердости, что его заблуждения могут привести к серьезным катастрофам, особенно если он не несет никакой ответственности за свои действия… /…/

Что сталось бы с русскими, если бы их депутаты собирались ежегодно, чтобы шесть месяцев подряд обсуждать меры, в которых большинство из них ровно ничего не смыслят? /…/ что же сталось бы со всеми нами, не управляй Россией монарх, чья мудрая и энергическая, ничем не скованная мысль печется не о чем ином, как о счастье России?» (Яков Толстой, «Взгляд на российское законодательство», 1840г., с. 143, 144).»

Сказанного, я полагаю, довольно, чтобы доказать, что политические идеи самых просвещенных из наших русских современников немногим отличаются от тех взглядов, которые исповедовали подданные Ивана IV, и что в своем монархическом идолопоклонничестве они не отличают безграничный деспотизм от монархии, ограниченной конституцией»

«преданность жертвы тирану — род фанатизма, присущий азиатам и русским»

«Оплакивать собственную жертву — истинно русская черта»

«я обнаружил максиму турецких царедворцев, применимую ко всем угодникам, но особенно к угодникам русским — то есть ко всем русским вообще; она помогает уяснить, что между Турцией и Московией немало схожего: «Будь ласков с фаворитами, избегай опальных и не доверяйся никому» (Lady Mary Wortly Montegu’s Letters, p. 159, t. 11).»

[1] Ранее критики ставили на гомосексуальные склонности маркиза, сегодня на этой ниве не прокормится даже московское телевидение; сегодня в моде «русофобия» всех, трезво оценивающих московские реалии.

[2] Ср. примечание российского издателя: «/…/ один из источников долголетия книги Кюстина — в том, что она не только описывает поездку по реальной России реального маркиза-писателя, но осуществляет своеобразный суд над идеей /…/ России»

[3] (363) Примечание Кюстина к пятому изданию 1854 г.: «Она хвасталась тем, что трудится ради поддержания порядка, сама же при этом платила разносчикам анархии. До Июльской революции парижская «Насьональ» получала деньги от Поццо ди Борго» (российский посол в Париже, иб) (в скобках здесь и далее – номер примечания в тексте оригинала, иб).

[4] (370) «/…/ Добавим, что, несмотря на все опровержения российских политиков, подозрения относительно видов России на завоевание Константинополя сохранялись не только у явных политических противников Российской империи, но и у наблюдателей нейтральных и даже сочувствующих; так, Отчет III Отделения за 1841 год утверждает, что «в Германии не постигают, каким образом Россия до сего времени не воспользовалась благоприятными обстоятельствами, дабы завладеть Константинополем, который был бы важнейшим условием преобладания ее политиков в Европе», и приводит высказывание короля вюртембергского, который в частной беседе признался, что «не верит совершенному со стороны России самоотвержению, а напротив, убежден, что неминуемо придет время, когда русские займут Константинополь» (ГАРФ. Ф.109. Оп. 223. № 6. Л, 83, 84).

[5] (371) «Итак, признавая свою слабость и сожалея о своем малом влиянии, я тем не менее считаю своим долгом напомнить Западной Европе о том, что спасение ее зависит от основания сильной и независимой греческой империи, столицей которой со временем сделается Константинополь. Такова единственная законная цель союза Франции с Англией. Таков также единственный способ помочь раздробленной Польше». В пятом издании 1854 г. Кюстин сделал к этому месту примечание: «Дай Бог, чтобы плодом нынешней войны сделалось подобное преображение европейской части Турции».

[6] Жмудь — территории между низовьем Немана и рекой Виндавой (Вентой).

Франкфуртская книжная ярмарка – всегда возбуждение, надежды, радостное предвестие чуда. И в этот раз все было по-прежнему: встреча с коллегами на стенде «Литературного европейца», обмен новостями, планами, критикой, оценкой прочитанного. Рассказав все и все услышав, я отправилась на «охоту»: посмотреть, что нового у коллег из больших и знаменитых мировых издательств. И тут, внезапно, была поражена. Нет, не коллегами и их продукцией – собою. Обычно я активно ищу контакта, интересуюсь содержанием новых книг, историей их возникновения, личностями и судьбами авторов – всем, что охотно и многословно рассказывают работники стенда, представляя товар лицом. В этот раз, у первого же стенда я вдруг ощутила доселе известную мне лишь по рабочим будням и «Brainstorming Meetings»[1] апатию.

Ну, да — вот новая биография Герда Мюллера. Ура… Он откровенно рассказывает, какими, мягко выражаясь, неортодоксальными способами тогдашние боссы из никому неизвестного баварского клуба со скромным бюджетом создали победителя Кубка Чемпионов; как, на какие средства покупали и удерживали таланты, которые в других клубах Европы получали бы зарплаты в несколько раз большие… Рассказывающий все это литературный критик не скрывает своего восхищения изворотливостью и находчивостью тогдашних руководителей клуба… А мне скучно. Мне вдруг стало ясно, почему Ули Хёнесса, после отсидки за укрывание доходов и фальсификацию налоговой декларации, большинство членов клуба вернуло в кресло Президента; почему его предшественника обвиняют в коррупции и получении взятки от России при решении вопроса о месте проведения Чемпионата мира 2018; почему, наконец, клуб принимает спонсорскую помощь «Газпрома». Раньше были подозрения и сомнения, теперь стало ясно. И скучно. Но я не говорю о моих открытиях сверкающему глазами критику – вряд ли он поймет меня. Патриотизм всегда выше морали.

Я иду дальше. Пятьсот лет со дня смерти Леонардо. Книги об универсальном гении, ни одного начинания не доведшего до конца… Другое дело, что его «начала» опередили мысль современников на века… И тут же, новая история Ренессанса – видно просто под руку попала…

Вот новая «История США» – представительница издательства особо напирает на то, что автор – противник Трампа… Нужна ли мне такая односторонняя история? Я предпочитаю историков беспартийных.

Я вышла из Третьего павильона и направилась сразу в Шестой – там, среди иностранных издательств, земляки, там настроение обязательно поправиться.

В павильоне все по-старому – к странностям устроителей Ярмарки принадлежит еще и та, что они неохотно меняют географию павильонов и стенды, как правило, годами стоят на одних и тех же местах. Надо ли удивляться, что я вслепую, как старая кляча, вышла к грузинскому стенду. Здесь, среди книг, закладок с образцами грузинской каллиграфии, альбомов и фотографий, лежали живописно по ошибке разбросанные наклейки – каждый мог взять безвозмездно сколько хотел и наклеить куда захочет:

 

20% of GEORGIA

IS OCCUPIED BY RUSSIA

GEORGIAN WRITERS

AND PUBLISHERS

WILL NEVER TOLERATE

RUSSIAN

OCCUPATION[2]

 

Позвольте! Но этого никак не может быть! Тут какая-то ошибка. Или чья-то злокозненность. Всем известно – сам Владимир Владимирович сказал -, что «их там нет». А что он сказал, то и правда. Даже, если он завтра скажет, что «они там есть и всегда были, и что он даже сам приказ отдавал на то, чтобы они там были», то и это будет правдой. Это – диалектика правды – только и всего.

Чтоб грузинам не скучалось, россияне свой стенд – как раз наискосок от грузинского! – развернули так, чтобы книги с портретом Владимира Владимировича смотрели прямехонько в грузинские глаза. А, т. к. российские издатели мало что, кроме Владимира Владимировича, привезли, то и смотреть грузинам целых пять дней было на что.

Россияне вообще дизайн стенда продумали досконально, во всех деталях. Еще шесть лет назад…, а, может, и ранее – врать не буду – я только шесть лет, как регулярно ярмарку посещаю и всякий раз восторгаюсь кроваво-красным дизайном «Read Russia». Оно и понятно, и легко объяснимо: Россия, – как сама назначила, – давно и навсегда обошла всех в духовности. Теперь ей остается только сидеть, самокрутки вертеть и иронично комментировать потуги остальных наций сравняться с нею в духовности. Меня только вопрос свербит: на оформление стенда наверняка ежегодно средства из бюджета отпускают, вот интересно, в чьих духовных карманах они оседают?

Кроме бессмертного дизайна поражает продуманная стратегия лишнехромосоных устроителей. Вообразите себе часть стенда шириной два-два с половиной метра, пять полок которого заставлены книгами Путина, за Путина, про Путина и о нем же. На обложках – портреты, о которых выше. Как тут не вспомнить знаменитый когда-то «Цитатник Мао», и тут же вспоминается некий ловкач француз, издавший «Цитатник Мао», где под обложкой скрывались девственно чистые белые листы – на большее «мысли» великого кормчего не тянули. Приблизительно теми же буквами можно выразить и все мысли, кои произвел на свет Владимир Владимирович за двадцать лет свалившейся на него, подобно кирпичу, гениальности.

Но возвращаюсь к стратегии. Посетители кладезя духовности «made in Russia», были, конечно, в первый день подавлены количеством портретов майоришки. Это – первый запланированный эффект. Но эффект – еще не стратегия. Стратегия – в ежедневном съеме служками стенда известного, заранее установленного количества книг с портретом «того, кто всех и всегда побеждает» с полок! Таким простым способом у тех посетителей, что в силу профессиональной необходимости вынуждены посещать ярмарку ежедневно, – а это прежде всего корреспонденты, критики и издатели, – создается впечатление неимоверного интереса читающей публики к деяниям и личности мудрейшего из мудрейших. Тяга к его загадочной личности так велика, что вынуждает служек стенда нарушать законы и правила ярмарки, и продавать, дарить или передавать вожделенные тексты жаждущим, несмотря на строжайший запрет устроителей продавать книги до субботы.

И, если уж зашло о продажах, то следует отметить, что здесь у россиян все в порядке. И вот уже в первый день, с первых часов работы ярмарки лишняя хромосома духовности дает о себе знать: пинает служек в бок и зудит в промежности так, что не усидеть. Вы подходите к стенду, останавливаетесь перед полкой и еще даже не положили глаз на какую-нибудь одну книгу, а из-за спины – служка, в каком-то, модном нынче в Москве, наряде, модных в Москве тонов. И выражение лица елейно-понимающее. Вы еще и рта не раскрыли, а служка уже все «понимает»: оно понимает вашу духовную жажду, ваши сложности достать в Германии духовную пищу для утоления этой жажды, несуразность законов и правил, запрещающих продавать книги тут же, с первых минут ярмарки, оно понимает, понимает и понимает… и говорит, делая глазами от понимания:

– Вы подождите, я сейчас спрошу…

Возвращается через несколько минут:

– Не могу найти представителя издательства… подойдите через часик. Я выясню цену.

И это тоже стратегия. Пусть и частная. Запретный плод сладок. Ну, и дорог, конечно!

Я еще несколько минут наблюдаю суету служки и блуждаю глазами по полкам, вчитываясь в предложение. На втором после Путина месте по количеству портретов – Ельцин. Он, как и Путин, и так, и сяк, и по-всякому, даже уже в «ЖЗЛ». Но без тигра и амфор. Его, кстати, с полок не убирали – так и проскучал все пять дней в том же составе. Тут же нечто новое, оригинальное: Наина Ельцина «Личная жизнь». Неужели так-таки и «личная»? Смело для женщины. Даже для эстрадной певицы было бы смело – а тут – вдова.

«Read Russia» – читай Путина, ну, или Ельцина

 

А вот Лужков. Оказывается, Москва была его жизнью, а не кошельком. Тоже – новое.

С обратной стороны того же стенда – «Мастерство историка» – книга, безусловно, бесценная в стране, где историю переписывают чуть ли не ежемесячно. Куда ж тут без мастерства?

Из стенда напротив узнала, что был такой живописец – Аркадий Пластов – певец сытых колхозных будней. Сейчас порылась в интернете – оказывается, его «Завтрак у трактора» знаком мне с детства – украшал все учебники русского языка и истории.

Пора. Пора уходить к землякам-украинцам. Украинцы – тут же, за стеной, по соседству.

Здесь все иначе: и стенд каждый год новый, и лозунг, и портреты писателей – все новое; здесь не бегают глазами, не «понимают» и не держат за локоток. «Вас интересует наша продукция? Никаких проблем – приходите в субботу… не можете, досадно, но поправимо – оставьте ваш адрес, мы по возможности вышлем вам PDF file…» А «Институт Национальной Памяти» так вообще разложил среди книг открытки с QR-кодом, по которому можно бесплатно загрузить нужную книгу или документ прямо тут же, на мобилку.

Украинский стенд в ожидании торжественного открытия. Слева, под фигурой Олега Сенцова видна батарея винных бокалов

 

Пока я разговаривала с сотрудницами, началась церемония торжественного открытия стенда. Собравшиеся, кося на буфет и ревниво сопровождая взглядами одетых в черное официантов, разливавших вина, слушали докладчиков и узнали, какой профит имеет украинская книга с Франкфуртской ярмарки, как растет из года в год интерес к украинской книге на Западе, какое количество договоров ежегодно здесь заключают украинские издательства. Было мало духовности, но больше информации, меньше заплесневелой классики, но больше тем, волнующих сегодня… впрочем, что еще ожидать от людей с нормальным количеством хромосом?

Торжественное открытие. Александр Афонин – Президент Украинской ассоциации издателей и книгораспространителей, Александра Коваль – Директор Украинского института книги

 

Наконец-то дали отмашку. На меня тут же навалился кто-то, тянущийся через голову к буфету и знакомо акающе извиняясь. Еще одна нырнула под руку, уверяя, что «только за вилочкой…» К вилочке она присоединила тарелочку, на которую умудрилась уместить количество разносольчиков, заставившее меня усомниться в наличии силы тяжести. Второй рукой ухватила бокал белого и сдавала кормой, легкими галсами расталкивая жаждущих. Извиняться не могла – во рту был пирожок, которому не хватило места на тарелочке.

«Бог с ними, – подумала я, – пусть хоть тут накушаются. На их стенде даже карамелькой не разживешься!» Впрочем, возможно, это были и не соседи. Только вот на столах, когда сытая публика поредела, обнаружились круглые значки. Черные, с текстом:

 

НЕ ЗАБУДЕМ ОДЕССУ!

ФАШИЗМ НЕ ПРОЙДЕТ!

 

И тут же горячие украинские головы сказали, не подумав: «Русские!» А я засомневалась: не логично как-то. Ведь кому, как не русским знать, что в Одессе-то фашизм как раз и не прошел! Фашизм, он вообще имеет обыкновение проходить там, где не встречает отпора: в Крыму, на кусочке Донбасса, на 20% Грузии… а вот в родной моей Одессе фашистикам оказалось слишком горячо.

 

Вот так прошли для меня дни ярмарки. Такие вот впечатления оставили.

До следующего года, Франкфурт!

До встречи на стенде «Литературного Европейца».

 

Ирина Бирна,                                                                                                                                    09.11.2019

[1] «Мозговая атака» (англ.) – собрание сотрудников с целью срочно решить жизненно важную проблему; родовые схватки горы, разрешающейся мышью. Но очень модно и по-американски!

[2] «20% Грузии оккупировано Россией. Грузинские писатели и издатели никогда не признают российской оккупации» (англ.)

Светлой памяти академика Лысенко, Трофима Денисовича

Из писем к Володе. Письмо тридцать первое

 

«Вместо хвоста нога, а на ноге рога»

Леонид Дербенев, «Волшебник-недоучка»

«/…/ бог, мол, с ними, с генами! Бог с ними, с хромосомами!»

Владимир Высоцкий, «Товарищи ученые», 1972

 

Привет, Вован!

 

Аккурат пять месяцев прошло, как мы с тобой за глубинность народную ботали и, думала я, тема была нами провентилирована если не полностью, то до пределов достаточных. Но тем-то глубинность эта и прекрасна, что, подобно абсолютному нулю, для исследователя недосягаема. И жизнь богатая российская щедрой рукой рассыпает самоцветы доказательств, что огрызки по московским тротуарам. И достают они любого в любой точке планеты. Вот, позавчера, включаю телик, а там – передача. «NANO» называется, на канале 3Sat. И рассказывает мне симпатичный такой ведущий, что в России некий генетик-самоучка, самородок-ученый, типа Ломоносова Михайлы, прослышал за китайские фокусы с «генными ножницами», восстал во весь былинный рост и сказал: «Не бывать нам под супостатом! Не уроним науку российскую в глазах всего света! Постоим, братушки, за…» Тут у него, известно, слова русские закончились, закручинился болезный, полились потоками слезы скупые, и пошел он в сельмаг, и к обычной чекушке прикупил еще ножницы, бормоча под нос: «Эка невидаль! Мы ли ножниц не видали!» Дело у него спорилось быстро, по-русски: он выучил слово «компьютер» и заявил, что если гены с хромосомами резать в компьютере, то дело это любой дурак сладит еще до закрытия магазина! Заказал на студии, ну на той, что мультики за ракеты с ядерными двигателями бацала (ты знаешь), мультяшку за то, как он лихо хромосомы чекрыжит и обратно клеит, но уже лучше, правильнее, и кинул клич в народ русский. И нашел-таки двух до нельзя затурканных окружающей их духовностью, согласившихся заиметь ребенка с порезанной генетиком-целителем наследственностью. Уж не знаю, чем он их там натощак поил, что сулил, да только согласились и всё, Вова. Может, решили, что хуже все равно не будет… Одним словом – герои.

Тут, Вова, принимая во внимание весь сюр услышанного и увиденного, предлагаю я два объяснения.

Первое: муля это все, очередной развод лохов западных. Продолжение «торпеды – убийцы материков».

Второе, Вова, страшнее: а если таки-да?!

Я принялась искать. И нашла! Оказывается (Bloomberg рассказал) состоялась в Москве очень секретная встреча до предела засекреченной с пробора до каблуков некой Марии Владимировны (последний позывной «Вор…ва») со славной порослью гнезда лысенкова – конкретными пацанами и пацанками генетиками – самоучками, самородками, самозванцами и прочими кандидатами и докторами так называемой медицины. И самой засекреченной Вор…вой была поставлена конкретная задача: «Догнать и перегнать Запад!» В этот раз в создании новой, улучшенной породы человека. И, мол, кто не догонит, пеняй на себя, того папаня, мол, замочит. Ну, ты знаешь… То есть, если я правильно поняла, кустистую пшеницу русская генетика уже создала, но засекретила, чтоб Кимушка не приставал, а гибрид морозостойкой и легко переносящей засуху картошки с кукурузой – на последних стадиях полевых испытаний, и у русской генетики зачесались творческие ручки на новую проблему. Все это, Вованя, хорошо и красиво. Даже знакомо: вам ли догонять и перегонять привыкать?! И если не вам, то кому? Да только в этот раз облажались вы там по-крупному. Я тебя конкретно спрашиваю: ты, лишенец, за политической ответственности подумал? Это с каких же пор вам русский человек сам по себе не хорош стал, а?! Его, по-вашему, улучшить можно, да?!

По-моему, братва заигралась. Русский человек – идеал, вершина эволюции, он и без Менделей там всяких таких трех генетиков имел, что остальным только в корчах завидовать, млеть во страхе и трепетать потому что. Да ты хоть и в зеркало посмотри: эту породу выращивали Мороз, Водка и Дубина. Кто еще таких генетиков имел? Чей еще генотип восемь веков без передыху «грозные», «скаженные» да «кровавые» рихтовали? Какими ножницами и какие гены из лишней русской хромосомы вырезать?! Ты только глянь, каких чудо-богатырей, каких былинных витязей без сучка и задоринки, земля русская только в последние десятилетия миру дала: Луговой с Ковтуном, Боширов с Чепигой, Петров с Мышкиным, Моторола с Гиркиным, Гиви с Безлером, помолчим за Захарченко… а тысячи безвестных, простых русских отпускников!.. Какого лешего тут еще улучшать?!

Но, кроме политики есть еще одна закавыка. Эти самые «генные ножницы» или изменение генома по методике «CRISPR-Cas9» дело темное, дело, изученное пока только в пробирке, а потому и запрещенное во всем цивилизованном мире. Никто не знает, кого подобные «улучшенные» люди дадут в следующем поколении, если вообще кого-то дадут. Ну, скажем, вырежет это дитя лысенково таки-да нужную часть ДНК. Произойти это может только случайно, но – дуракам – счастье – может, и ему повезет; представим еще, даже вставит он нужную, здоровую, часть туда, где вырезал – тут уж очень много счастья надо, но предположим. Вопрос: кто поручится, что то, что родится из пробирки, будет иметь именно те, заданные параметры, которые разрекламировал генетик-самоучка? А поди утратит мутант ту самую лишнюю хромосому, каковая является украшением всякого русского, и станет, таким как все, т. е. думающим и чувствующим человеком? Поди случись такое несчастье на Руси, что будете делать? В натуре? А? Сегодня в России думающих и чувствующих людей по головам пересчитывают, и то проблем невмоготу. А поди больше будет? Ведь, Вованя, за всеми мутантами не уследишь, где и с кем они размножаться станут, где и сколько своих сперматозоидов и яйцеклеток в дело пустят, где и в ком наследят!

Я тебя, Вовчик, очень понимаю: русский человек, несмотря на многовековой генетический отбор, еще не полностью отвечает мечтаниям руководства. Так, например, несмотря на все усилия, он все еще испытывает чувство голода, что отвлекает как его самого, так и народное хозяйство от давно назревших и вечно животрепещущих задач расширения территории. Кроме того, как показал последний эксперимент в Архангельске, русский человек все еще мрет в эпицентре ядерного взрыва. Да еще и такого, как там – ведь смех был один, а не взрыв! А поди ж ты – и того не выдержали! Так что перед русской генетикой задачи стоят исполинские, под стать только русскому человеку, да только я бы на твоем месте все-таки подождала, пока на Западе технологию до ума доведут. Так на Руси испокон веков поступали, так вам на роду написано. Зато вы их потом количеством задавите!

 

…И поползет на Запад генномодифицированный человек последнего поколения, не ведающий ни боли, ни страха, в огне не горящий и в воде не тонущий, духовный до беспредела и грамоте не знающий… И сможет этот чудо-богатырь голыми руками донести огненный шар «Циркона» до гнусных и тупых пиндосов, и наказать их раз и навсегда. Потому что правда.

Я почему-то думаю, такого чудо-богатыря создать будет легче, чем научить «Циркон» летать.

 

Бывай, не кашляй!

 

Ирина Бирна,                                                                                                                                    12.10.2019

В субботу, 03.08.2019 «BILD» опубликовала «Открытое письмо Гарри Каспарова Хайко Маасу». Перевод письма был в тот же день опубликован на сайте каспаров.ру. Письмо вызвало эффект громоподобный: впервые немецкая газета опубликовала документ, прямым текстом, без экивоков, обиняков и «букетов» обнажающий весь цинизм немецкой внешней политики, проводимой «услужливыми партнерами» Путина. «BILD» – газетенка «желтая», но она достигает глаз 8,63 млн. читателей не только в Германии, но и в Австрии, Швейцарии, Лихтенштайне, Люксембурге, Бельгии, Нидерландах, Дании, Южном Тироле и т. д. – всюду, где проживают компактно немецкие общины. Поэтому и воздействие на умы и сердца немцев и немецко-говорящих европейцев, невозможно переоценить.

Формально обращается бывший Чемпион мира по шахматам к нынешнему Министру иностранных дел Германии, но упоминание коррупции, как «крупнейшего экспорта России», – прямое напоминание всем, кто, прикрываясь «гуманной» болтовней, вооружает Россию, чтобы потом лить крокодиловы слезы из-за разрушения ею существующего миропорядка – последний пример: тайная разработка и установка на границах Европы запрещенных ракет средней дальности с ядерными боеголовками. Без ваших денег, meine Damen und Herren, путинские генералы никогда не получили бы своих новых «игрушек», без ваших денег Договор о ракетах средней дальности нищей Россией нарушен быть не мог.

Коррумпированность европейской политики это не только Крым и война в Украине, это – и электроснабжение Крыма турбинами «Siemens», автомобильные заводы «Opel», «Daimler», «Renault» и др., нефте- и газодобывающие технологии и оборудование; это – иранские химическое оружие и ядерная программа, это – последний по сроку, но не по цинизму, – отказ поддержать США и Великобританию в миссии по обеспечению безопасности судоходства в Ормузском проливе; это – ядерное вооружение Северной Кореи, Венесуэла, Судан и Центральноафриканская республика. Все это и очень многое другое можно было бы предотвратить, иссушив кремлевское болото. Но вы продолжаете подпитывать его, прикрываясь «гуманными» целями, «взаимовыгодным» сотрудничеством, «защитой рабочих мест», а в последнее время, ставшей модной «экологией».

Деньги наши возвращаются нам не только ракетами, не только «беженцами», не только террором, они возвращаются поддержкой всех антиевропейских, антигуманистических, антидемократических, антилиберальных сил, они возвращаются ядом сомнения в будущем Единой Европы и, в конечном итоге, неверием в способность политиков навести порядок в Европейском доме. Они возвращаются рекламой «сильной руки» и «простых» решений, как, например, в Италии.

Мне довелось в эти дни разговаривать с сотнями немцев – в семье, с соседями, на работе, в спортивном клубе. Все они, разумеется, читали «Письмо». Реакция прогнозируемо биполярная. На одном полюсе национально оскорбленное: «Какое право имеет он указывать нам?», на другом – либерально-пацифистическая: «Почему все требуют от нас каких-то действий? Почему не оставят нас в покое?» «Имеет право» потому, что Германия – самый крупный донор путинского режима; потому, что Германия – наиболее коррумпирована российским лоббизмом; потому, что германская промышленность – в четверке крупнейших в мире и – с огромным отрывом – крупнейшая в Европе, и весом своим продавливает все выгодные ей европейские решения. «Почему требует от нас» – ясно уже из ответа на первый вопрос, но еще и потому, что немцы считают себя неким моральным светочем, на который следовало бы ориентироваться всем народам мира. Вот почему важно, что эти 8,63 млн. немцев Европы прочли «Письмо». Они не согласились с его содержанием и тон его их оскорбил. Но это совершенно неважно, важно, что информация раскрыта, важно, что немцы увидели луч света из иного мира, мира, где действия их политиков и предпринимателей вызывают совершенно иные реакции, чем пропагандируемые с высоких трибун. Письмо раскрыло, как, прикрываясь гуманными словесами, можно поддерживать один из самых страшных диктаторских режимов современности.

 

Ирина Бирна для «Литературного Европейца»,                                                           07.08.2019

По застаревшей, укоренившейся академической привычке, я стараюсь писать тексты так, чтобы имели они, как выражаются немцы, «Hand und Fuß», т. е. были бы законченными выражениями какой-то мысли. Мысли, разумеется, спорной, потому уже, что – персонифицированной, но тем заботливее аргументированной и логически обоснованной. Поверхностный, чувственный, если будет позволено так выразится, анализ комментариев моих текстов, доказывает мою правоту – не правоту мысли, но правоту критерия «законченности»: процентов семьдесят-восемьдесят читателей понимают аргументацию, следуют логике, приведенной мной, и принимают выводы. Остальные понимают тоже, и тем вехементнее, истеричнее их комментарии. Как в эту, вторую, группу попали Вы, уважаемый Саша, судить не могу, но выскажу предположение, что виною всему время.

Во-первых, «Возражение…» написано нервно, сумбурно и эмоционально несдержанно – верный признак того, что между возбуждением и реакцией прошло слишком мало времени, эмоции не улеглись, а память свербели лишь два-три слова, бог весть по каким причинам, оскорбившие Вас.

Во-вторых, – и тут Вы не одиноки! – за кулисами статьи стоит какое-то мне совершенно непонятное обвинение, намек даже, на специально будто мною выбранную дату публикации – «удивительной „уместности“ выбранного времени». Намек этот, по тону судя, должен попахивать дурно, т. е. стать едва ли не попыткой моей демотивировать, разоружить и ослабить нечто, долженствующее произойти «завтра». Хотите, уважаемый Саша, верьте, хотите – нет, но я ни малейшего понятия не имею о том, что у вас там состоится или не состоится «завтра». Более того, если Вы читали мою статью, то и мнение мое должно быть Вам известно: у вас там, при настоящем состоянии социальной морали, ничего вообще произойти не может. До тех пор, пока вы будете себя уверять в том, что головы под дубинки следует подставлять, выступая за «смену тюремной администрации, а не за ликвидацию тюрьмы». Время же публикации выбрано не мой, а стечением обстоятельств: это реакция на статьи уважаемых Андрея Илларионова и Игоря Яковенко, и ответ Андрею некоего Матвеева, требующего указать ему «что делать». Собственно этот «русский» вопрос, это вечное иезуитство российской «оппозиции», не желающей что-то делать, и стало триггером к написанию текста.

Но давайте вернемся к Вашему «Возражению…». Итак, логика Ваша – а Вы – уважаемый мною антиимперец – без всякой неуместной иронии и сарказма, это Вы доказали многими своими текстами – ведет нас к тому, что «новая» администрация тюрьмы по каким-то Вам одному известным причинам, вдруг начнет тюрьму перестраивать или, даже, разрушать. В таком случае позвольте небольшое историческое отступление. Хочу обратить Ваше внимание на гениальную статью «“Русская Система” как попытка понимания русской истории» (Ю.С. Пивоваров, А.И. Фурсов). Статья, как и всякое проявление российской мысли, не свободна от рудиментарного имперства авторов, но, тем не менее, – единственный известный мне аргументированный и лаконичный анализ исторических причин нынешнего российского состояния. Авторы впервые указали – и неопровержимо доказали! – на системный характер российской истории, и вскрыли основу системы – системный базис – властецентричность русского мира. Авторы проследили развитие России от Московии XVI века до современности – система во все времена и при всех коллизиях, реформах и изменениях оставалась неизменно властецентричной. В России Власть сакральна, в России Власть абсолютна. Социум российский изначально не знает иного отношения к Власти. О наличии «гена рабства» в ДНК россиян спорят многие, даже на страницах этого сайта, но дело здесь не в «социально-политической биологии», а в информации – все, без малейшего исключения, демократические понятия, известны российской «оппозиции» понаслышке. Теоретически. Россия до сих пор не знала ни то что периода, но и пяти секунд демократии. Более того, две попытки только произнести это чуждое государству Российскому слово, привели к мгновенному распаду империи. И в обоих случаях Москвой были развязаны империалистические войны по сбору разбежавшихся обитателей тюрьмы. Первую – лживо названную «гражданской» – большевички выиграли. Выиграли не без помощи сотен тысяч «военспецов» – офицеров, дворян, «лучших людей» империи, которым компромисс с большевиками дался легче, чем представление о том, что Украина, Кавказ, страны Балтии могут обрести свободу. Вторую империалистическую гибридную мы переживаем сегодня. Переживаем, признайте, при полной, окончательной и безоговорочной поддержке подавляющего большинства россиян. Согласны? Если нет – будьте добры даты и места сколько-нибудь массовых протестов россиян против войн: Чеченских, Грузинской, Молдавской, Украинской. На выбор. Я сегодня добрая.

А, если согласны, то расскажите, пожалуйста, как именно «новая» администрация собирается избежать Третьей империалистической войны? Как собираются российские демократы удержать тех, кто побежит, как только они, с их «демократическими» лозунгами, придут к власти в империи?

Вот об этом моя статья. О том, куда следует направить энергию молодого и доброго российского поколения. Головы – даже россиянам – даны не для того, чтобы пытаться ломать ими дубинки, ради гипотетической победы нового повелителя вековой русской системы, а для того, чтобы головами этими думать. А думать надо о том, как изменить систему, а не вора на ее вершине.

И последнее.

Огромное спасибо за напоминание о «сотнях тысяч лучших россиян, выходивших в 1991 году защищать свободную Россию от попыток хунты вернуть страну в «совок»» – лучшего, ярчайшего подтверждения моей правоты даже я бы не придумала! Именно, именно: лучшие выходили, погибали, мечтали… а построили «путинизм»! Ведь Путина вам (им – лучшим) никто не навязывал, его выбрали. Те же лучшие, что за девять лет до того бросались под танки. Выбрали из многих, выбрали свободно, выбрали, хотя знали о «рязанском сахаре». Но Путин «вернул гордость называться русским» (Н. Михалков), а за это можно всё отдать и глаза закрыть – «Курск», Беслан, «Норд-Ост»…

 

Вот, собственно, и все по сути Вашего «Возражения…». Личные выпады оставляю на Вашей совести.

 

Остаюсь с уважением,

 

Ирина Бирна,                                                                                                                         03.08.2019

«Руду копать!»

Единственно возможный ответ на вечный русский вопрос[1]

 

События в Москве, всколыхнули всех. Особо возликовали публицисты – еще бы не возликовать: появился повод писать. И не то, чтобы повода раньше не было, но не было революционного. А тут уж, как хотите, господа – цела тысяча людей на улице! Или две с половиной!! И все кричат: «Допусти!», и голыми головами по дубинкам! Такого мужества набрались, что к самому оплоту «власти роковой» подошли и пальчиками согнутыми в оплот постучали. Тут режим ненавистный на самом краешке и повис, на дубинках этих, за перечным газом спрятался, со страху на дно Балтийского моря занырнул. Одним словом, Россия в очередной раз в миллиметре от революции была. Ну, вот столечко не хватило!

Давайте попробуем разобраться. Ну, то есть, замерять этот самый российский исторический «миллиметр», оценить расстояние, отделяющее Россию от смены «ненавистного режима клептократов» или «мафии, засевшей в Кремле» – кому как нравиться.

Начнем с простых положений. Человек, имеющий цель, несвободен. Для достижения цели существуют пути и средства. Следовательно, в тот миг, когда человек ставит перед собою цель, он ограничивает свою свободу самым естественным образом до выбора путей и средств достижения. Сообщество людей, связанных одной целью, несвободно, причем каждый отдельный член такого сообщества несвободен в большей степени, чем собрат, не связанный с сообществом, не разделяющий общей цели. Государство – высшая степень сообщества людей, связанных одной целью, следовательно, каждый гражданин свободен в своих действиях до тех пор, пока они не вступают в конфликт с целями государства. Из этой незамысловатой формулы, путем подстановки местных условий и специфики, легко вывести уровень свободы граждан того или иного государства. Проделаем это для России.

Цели каждого человека, при всей их разноцветной множественности, в конечном итоге сводятся к одной – выживанию. Так биологически предопределено, и не может быть изменено ни религией, ни моралью, ни разными прочими красивыми словами, придуманными человеком в течении последних двух десятков тысяч лет для оправдания собственных мерзостей и предостережения других от совершения пакостей против него. Именно стремление к выживанию привело к созданию семьи, племени, государства средневекового и, наконец, национального – высшей из известных нам ступеней объединения людей, в котором мы с вами и живем.

Россия в этом ряду никакое не исключение. Россия, нравиться нам или нет, – суть государство национальное, т. е. ядро его составляет некое сообщество людей, связанных одной целью. Цель эта очевидна: сохранение имперской сути Московии XIV века. Иного способа выживания нация российская не видит, более того – вообразить не может; любое предложение альтернативы вызывает ее защитные реакции, уровень насилия которых неограничен сверху. Руководство России – во все времена и при всех названиях – следовало той же исторически предопределенной цели, т. е. всегда выражало – и выражает сегодня! – чаяния и надежды российской нации[2].

Теперь подставим сформулированные граничные условия в исходную формулу и получим искомый уровень свободы российского оппозиционера, горизонт его протестных чаяний. Совершенно очевидно, что свобода его заканчивается там, где начинается сомнение в сакральности границ тюрьмы. И свобода эта ограничена не сверху, а изнутри самого оппозиционера – он сам накладывает это ограничение на свои действия. Но это же ограничение верно и для тех, кто его, сердечного, швырял в автозаки, волоком волок по асфальту, бил, целясь в мягкие незащищенные места, дубинками. По обе стороны российской баррикады стояли люди, отягченные одной целью – сохранением империи. Так из-за чего весь сыр-бор и битье посуды? А так, со скуки. Речь, – как обычно в России, – за пару пустяков, за то, какими цветами и в какой последовательности украсить рабские цепи, кому место на верхних нарах у окна, а кому – у параши.

Цель не только оправдывает средства, она их, единственная, определяет. Следовательно, средства достижения не зависят от личности, стоящей на вершине пирамиды. Сегодня там стоит майорчик КГБ, бывший завхоз Пятого управления этой богоспасаемой организации гуманитарного уклона. А мог бы стоять кто угодно. И на его место придет кто угодно. Поэтому оппозиция к личности в условиях России так же наивна, как оппозиция зеркалу.

Возвращаясь к протестам «Допусти!», следует заметить: гипотетическое присутствие «независимых» членов в московской горуправе (если бы их бы допустили бы, и если бы они бы выиграли бы) никакого профита «демократии» не принесет, а «Попадание любого из не допущенных до выборов в Мосгордуму /…/ создало бы массу неприятностей для столичного ОПГ, обосновавшегося в мэрии», «власть надо сначала сменить, а потом судить» (И. Яковенко) – не что иное, как расходившаяся не по карману фантазия. Потому что воровство в России – ровесник империи – следствие абсолютизма и сакральности власти. Сакральность власти – от необходимости сохранения империи. Вот и весь секрет. И никакой демократ Россию от воров не спасет. Тот же Навальный воровать будет не меньше нынешнего. Скорее, даже больше – инфляция, цены на услуги «вагнеровцев» растут, западные полезные идиоты денег стоят… Будет, будет, никуда не денется! Потому что «Крым не бутерброд». А, раз Крым – не бутерброд, то и Чечня – не шашлык, и Ингушетия – не хачапури, и Татарстан – не плов, и т. д. по списку.

Другими словами, лжет «оппозиционер» московский, как ненавидимый им президент… ну, или министр иностранных дел… И, как только мы поймали «демократа» российского за язык, нам сразу же становится понятно презрение царя Александра к писателю: чего, как не презрения, заслуживает человек, лгущий самому себе? Ведь все эти чернышевские, засуличи, плехановы и прочая «думающая» публика, разделяла главную цель России, но врала себе и другим, будто владеет иным способом удержания народов в тюрьме, кроме как террором. Ложь – единственный способ существования российской «демократической» мысли. Иначе нельзя. Иначе придется признать, что на «вековечный русский вопрос» есть и иные, не презрительные, варианты ответа. Один из них дал народ Украины зимой 2014. Еще один – в статье «В диапазоне от уныния до злорадства» уважаемого Игоря Яковенко: «/…/ избыток территории, да наличие ядерного оружия давят на мозги посредством останкинской иглы. Вот от этих трех компонентов России надо будет избавиться» (курсив мой, иб). Вот и начинайте делать, дорогие оппозиционеры. По пунктам:

А. Какие такие территории «лишние»? По каким параметрам определять? Как мерять и где границы проводить?

В. Территорий, даже лишних, без населения не бывает. Как будете с народами этих территорий общаться? На основе каких морально-политически-исторических критериев?

С… Впрочем, будет с вас «А» и «В» – вы и этого делать не станете. Потому что уверены: есть возможности удержать стены тюрьмы демократическими методами. Впрочем, об этом мы уже говорили.

Спокойной ночи!

 

Ирина Бирна,                                                                                                                     01.08.2019

[1] Согласно известному историческому анекдоту, рецензия Александра II на роман Н. Чернышевского «Что делать?»

[2] Много спорят о том, сложилась или нет «политическая нация» России и, если сложилась, то как ее назвать. На первый вопрос я уже ответила. Вопрос о названии крайне важен, ибо сказано: «Если понятия не верны, не верны и слова; не верны слова, не может быть доведена до конца работа /…/ Мудрый не терпит непорядка в словах» (Конфуций, XII, 3). Нация российская претендует на название «русских», не имея на то никаких исторических прав, кроме сифилитически отягченной фантазии Петра I. Национальные цели русских сконцентрированы совершенно в иных исторических границах, и Москва всегда находилась за этими границами. Выживание в границах распухшей империи – цель московитов, или москалей – пестрому сборищу коллаборационистов, начавшему формироваться еще во времена монгол.

Кассандров грех, основанный на дилетантском анализе

 

Птицу видно по полету

Поговорка

 

Прошли выборы. Сперва – Президента Украины, а за ними и Верховной Рады. Зе стал Президентом с колоссальным, завидным отрывом, его постигло и абсолютное большинство в Раде. Теперь этот человек и его команда будут вершить судьбы Украины, править дела державные по собственным понятиям и склонностям. Дела эти не заставили себя ждать, и первые движения нового административного организма позволяют отважиться на первые футурологические модели. Начнем с нескольких общих замечаний.

Человечество давно уже вступило в новую реальность. Об этом знают даже люди, максимально от нее отдаленные: домашние хозяйки, православные попы и преподаватели начальных школ. Самое позже с Арабской Весны это следовало бы наконец понять и коллегам журналистам, публицистам, блогерам и, самое главное, политтехнологам. А ведь после Арабских Революций были выборы Президентов США и Франции, кибератаки на целые государства и мировые концерны.

Интернет вошел в каждый дом. Это – факт. И вошел он не только источником информации, но и средством наблюдения, манипуляции, формирования «мира и города» под нужды тех, кто в нем – в интернете – имеет власть. Так надо ли удивляться, когда выборы выигрывает тот, кто стал практически членом каждой семьи? Кто сидел с украинцами за каждым ужином, кто был постоянно на связи – протянул руку к смартфону – и вот тебе очередная хохма, очередное оскорбление конкурентов, очередная хлесткая фраза! Оставались, разумеется, люди здравомыслящие, пытающиеся достучаться до разума, а не инстинктов массы. Дело – совершенно безнадежное, а в эпоху интернета и смартфона – самоубийственное. У кого сегодня есть время читать многостраничные и заумные объяснения, раскладки, анализы и модели сложнейших государственных проблем? Вот, пожалуйста: набираем Зе, включаем телевизор или компьютер – и краткая, хлесткая фраза решает все наши проблемы! Украинский социум поляризовался на тех, для кого Зе «клоун» и тех, для кого он – «избранник народа», «выскочка» и «последняя надежда», «бездарь» и «единственный, кто способен (побороть коррупцию, прекратить войну, вывести экономику в тройку лучших в мире и т. д.)» Вот секрет успеха Зе. Вот урок, который следует выучить не только украинским, но всем политикам в мире. Выучить быстро и найти противоядие до следующих выборов. Иначе наступит эпоха дешевый клоунов у власти, эпоха, в самом начале которой мы находимся.

Но проблема дешевого популизма имеет давние корни, а Зе – counterpart[1], с которым у него гораздо больше общего, чем кто-то хотел бы верить.

Двадцать лет назад у северного соседа Украины случилась похожая оказия. Там тоже, как крыса из-за мусорного бака, выскочил вдруг майоришка КГБ, известный до того лишь собственной жене, детям, покойному Собчаку и решалам питерской братвы[2]. В отличии от Украины, российский социум тогда не разделился на полярные лагеря, наоборот даже – всеобщие и массовые восторги били через край: «молодой», «энергичный», «единственный не связанный с мафией и олигархами», «не обременен балластом неверных экономических решений» – новый казался «серебряной пулей»[3] – волшебным русским оружием против мафии, казнокрадов, экономического упадка, преклонения перед Западом и прочего, мешавшего стране стать, наконец, мировым лидером.

Но связывают Зе и Пу не только внешнее, не только эмоции толпы, не только безудержное промывание мозгов, но и более фундаментальные признаки.

Оба – неполитики. Оба попали в политику случайно. И не просто случайно, а неправдоподобно, головокружительно быстро – за какие-то полгода. Оба не имели ни знаний, ни опыта, ни навыков ни в политике внутренней, ни во внешней, ни в экономике, ни в обороне – один всю жизнь пресмыкался – сперва перед пацанами в подворотне, потом – на месте завхоза в разведке и, наконец, шестерил на мафию, за долю малую выдавая разрешения на захват лучших кусков бизнеса; второй – более или менее удачно торговал лицом – лицедеил. Оба – юристы, ни одного дня не проработавшие по специальности. Оба – беспартийные… Вот это последнее и есть, пожалуй, то главное, на чем нам следует остановиться. Потому что партийность — это опыт политической борьбы, сделок, компромиссов, умение слушать, стремление понять, это – наработки программ, алгоритмы решений, коллективный разум, это, наконец, масса народа, вера которого в способности политика, движет его вверх. Всего этого Зе и Пу были лишены a priori. Следовательно, ими двигали некие силы иной, неполитической, природы. А это значит, что оба – личности совершенно случайные, выдвинутые на свет этими силами. Не было бы их – те же силы (или сила) выдвинули бы иных – точно таких же проходимцев. В смысле – прохожих, случайно оказавшихся в нужном месте в нужное время, случайно попавшим в глаза этим силам. На этом общее заканчивается, начинаются различия. Вернее – различие.

Различие заключается в природе сил, сделавших наших «политиков» Президентами. Сегодня мы знаем, какая сила сделала Пу – сила имперской инерции. Принято думать, что это военно-промышленный комплекс, армия, тайная и явная полиции. Это верно. Но лишь от части. И, если у кого-то и были сомнения, то после Крыма, после развязанной на Донбассе войны, последние сомнения должны были бы рассеяться и у слепых: Пу поддерживает подавляющее большинство российского социума, включая сюда и так называемую «оппозицию», со всеми ее «потрохами» – ходорковскими, навальными, яшиными, явлинскими и пр. Сюда же входит интеллектуальная элита: артисты, художники, писатели, журналисты, публицисты – все те, кто на словах против «режима», кто кричит о «мафии, захватившей Россию», кто режим кровавого колониального подавления стремиться свести к клептократии, т.е. все те, кто вот уже двадцать не желает замечать, что народ российский к воровству на верхних этажах холоден и безразличен, но что для него гораздо важнее «гонять хохлов», демонстрировать «военную силу» в Сирии и гибридную – по всему миру. Для российского социума важнее хлеба страх, который щедро сеет Россия по миру. Здесь «народ и партия» по-прежнему едины. Вот почему Пу до сих пор беспартийный – в России во все времена верховный правитель – сам себе партия, причем партия, обладающая абсолютным большинством во всех органах законодательной власти. не зависимо от итогов их. Так уж российская демократия устроена.

Зе, в отличии от Пу, приподняла сила, о которой мы не знаем ничего. С большой степенью вероятности можно утверждать, что одной из составляющих этой силы является олигарх Игорь Коломойский. До сегодня в интернете я не встретила ни одного намека на то, что за Коломойским могут стоять силовики. Поэтому не стану фантазировать, а приму за начальное условие силу экономическую, выдвинувшую своего ставленника, и победившую на выборах. В пользу этого допущения говорят все, без исключения, действия новой администрации. Начальником администрации Президента назначен Андрей Богдан, адвокат Коломойского; сценарист и директор «Квартала-95» Сергей Шефир стал Первым Помощником Президента; руководителем СБУ – Иван Баканов, друг детства Зе и руководитель все того же «Квартала…» – поселившегося, после нескольких переездов, на канале «1+1» Коломойского.

Назначения в области экономики не зашли еще так далеко, но направление их интересно. Госпредприятие «Центрэнерго» перешло человеку Коломойского Владимиру Потапенко, а «смотрящим» за угольной энергетикой стал бизнес-партнер Коломойского Виталий Беляков, тут же заменивший руководителей пяти крупных угольных предприятий и объединений: „Мирноградуголь“, „Первомайскуголь“, Шахта „Нововолынская №10“, „Укруглереструктуризация“ и „Волыньуголь – всех – людьми Коломойского. Таким образом, Коломойский со партнеры в течении буквально месяца стали едва ли не монополистами на украинском энергетическом рынке, и группа «Приват» получает энергию по выгодным для нее ценам. В списке допущенных до дешевой энергии – Никопольский и Запорожский заводы ферросплавов, Покровский и Марганецкий Горно-обогатительные комбинаты – все – собственность группы «Приват» Коломойского.

Так ненавязчиво, под видом борьбы с коррупцией и олигархатом, произошел перекрой украинской энергетики под «Приват» Коломойского. Но так ли это? Вернее, это ли конечная цель операции «Выборы‘19»? Давайте рассуждать. Экономика должна расти. Не может не расти: постоянный поиск рынков, партнеров, ресурсов, технологий – суть ее и смысл. Фирмы, объединенные в группу «Приват» Коломойского – не исключение. И им нужны новые рынки сбыта, и им нужна перспектива роста, и ферросплавы производят для того, чтобы их продавать. Куда расти? Кому продавать? Можно искать новых партнеров в направлении западном, но это путь наибольшего сопротивления и наименьшей гарантии успеха. Здесь места давно заняты, роли расписаны, ресурсы распределены. Здесь действуют законы и стандарты. Для того, чтобы попасть в этот клуб, нужны колоссальные усилия и затраты. Совсем другое дело – восток. Здесь «исторически сложившиеся связи», общие еще стандарты, родственный менталитет, милая сердцу коррупция, привычный уровень качества и даже железнодорожная колея одной ширины. Одно только досадное недоразумение: война, развязанная «братской» Россией против Украины. Но недоразумение это устранимо. Постепенно. Политически. Ненавязчиво. К сожалению, личности людей, окружающих Зе и их публичные заявления, будоражат самые страшные фантазии и вызывают самые безысходные мысли.

Игорь Коломойский – безусловный патриот Украины. Он был первым, кто призывал дать вооруженный отпор российской агрессии, организовывал, экипировал и вооружал за свои деньги первые добровольческие отряды, ставшие в последствии ядром новой украинской армии. Он был одним из немногих, мужественно и открыто поставивших Пу диагноз: «шизофреник». Сегодня его мнение и оценки поразительно совпадают с мнением и оценками шизофреника: Донбасс – «внутриукраинский гражданский конфликт /…/ никем не инспирированный, никакой Россией»; российские военные хоть и участвуют в нем, но явление это абсолютно «нормальное», они там «выполняют интернациональный долг»; поставки оружия Украине Америкой выгодны последней, т. к. «Америке выгодно держать санкции против России».

Андрей Богдан. Для того, чтобы назначить его на место руководителя своей администрации, Зе пришлось пойти на прямое нарушение закона о люстрации: Богдан был люстрирован предыдущей Администрацией как юрист олигархов Януковича и его Премьера Азарова. Более того, Зе ради Богдана пошел на конфронтацию с США, дававшими ясно понять, что людям, подобным Богдану, не место в государственных структурах. Именно поэтому визит Зе в США откладывается на неопределенный срок, а вовсе не по «нерасторопности» посла Валерия Чалого[4], которого поспешили убрать из Вашингтона. Сегодня Богдан с гордостью рассказывает о том, например, что его связывает долголетняя дружба с Андреем Портновым – тем самым советником Януковича и замглавы его Администрации, кто причастен к расстрелам студентов на Майдане, кто участвовал в принятии диктаторских законов от 16.01.14, кто, наконец, обращался к Пу с просьбой ввести войска. Портнов не случайно бежал месте с хозяином и скрывался все годы от украинского правосудия в России и Австрии – обвинение ему звучит: «государственная измена». Сегодня государственный изменник Портнов с триумфом возвращен украинскому народу. Более того, Портнов с Зе – каждый от себя, но поразительное совпадение! – подают законопроект о люстрации чиновников, руководивших страной с февраля 14-го до мая 19-го, т. е. тех, кто отразил агрессию, создал с нуля армию, начал восстанавливать промышленность, кто добился для страны европейского безвиза. Большего оскорбления памяти «Небесной сотни», памяти двадцати тысяч погибших на Донбассе за свободу Украины трудно и вообразить.

Первый помощник Зе, Сергей Шефир хочет «выйти на нормальный(!) переговорный процесс с Россией /…/ из которого Путин мог бы выйти с поднятой головой», потому что он, Пу, по уверениям Шефира, «тоже думает о своей стране». Иезуитство этого уровня вряд ли было доступно самому Идолу Картавому!

Упоминавшийся выше новый «смотрящий» за украинской угольной промышленностью Виталий Беляков, тоже не в большой дружбе с законами[5], и последние пять лет укрывался в Крыму. Возвращение его устроил Коломойский.

Новый начальник СБУ Баканов. Кроме сердечной дружбы к Зе еще со школьной скамьи, ничем не знаменит. До поста главного гаранта безопасности скромно работал юристом «Квартала-95». Для того, чтобы получить доступ к государственной тайне, ему было присвоено звание лейтенанта. Женат на гражданке России.

Если к этим одиозным и противозаконным назначениям добавить еще и заметное изменение общей атмосферы, выражающееся в том, что первой жертвой административного рвения новой Администрации, заявившей об уменьшении числа министерств, станет Министерство информационной политики – орган, созданный для борьбы с пропагандой, информационными диверсиями, кибер-атаками и для донесения украинской позиции жителям временно оккупированных областей Донбасса и Крыма; Харьковский градоначальник Геннадий Кернес в нарушение «Закона о Декоммунизации» вернул городу проспект Жукова и бюст палача сотен тысяч жителей Украины; прибитая, но, к сожалению, не добитая, тем же законом КПУ подала апелляцию против ее запрета; в Украину хлынула потоком вся интеллигентская российская плесень – певички, певуны, журналисты и артисты, въезд которым был закрыт ввиду их открытой антиукраинской позиции. Все это не имеет уже ничего общего с экономикой, все это – вектора политического поля, градиент которого явно смещается с западного на северо-восточное направление. Это и есть те политические шаги, которые должны позволить империи Коломойского расширить экономические связи с Россией. Только не думаю, что эксперимент удастся. Бизнесмены, экономисты и эксперты не только украинские, вообще – всего мира – не видят (или видеть не хотят) простой вещи: в России нет частного капитала. Все «олигархи» являются лишь смотрящими за имперским общаком, т. е. «владеют» чем-то до тех пор, пока хозяин в Кремле этого хочет, пока они слепо и покорно выполняют волю империи. А это значит, что за любую «экономическую» подачку, за любой договор, открытие сферы или части рынка, придется так или иначе платить политической валютой. И валюта эта, в украинских реалиях, одна: независимость.

Все вышесказанное, а любознательный читатель найдет в украинской прессе и иные интересные факты, свидетельствует о самом страшном: Зе – пустышка. Он фигура на доске, движение которой определяет сила, его на доску поставившая. Люди знающие утверждают, что вокруг Зе создан колпак такой плотности, что до него, сердечного, не доходит ни одно событие, ни одно требование, ни одна проблема. Все поглощается колпаком: богданами и шефирами. Замена руководителей угольной промышленности, например, прошла, впервые в истории Украины, без ведома и вмешательства центральной власти, без ведома Президента. Если прошлое руководство углем, возможно и было не чисто на руку, оно работало на государство Украина, тогда как нынешнее – на группу «Приват» Коломойского.

Для характеристики околпаченного Зе характерен казус Климкина. Зе талантливо метал громы и молнии, изображая Зе-вса, оскорбленного тем, что Министр иностранных дел грубо нарушил протокол и послал России возмутительную ноту, тогда как обязан был сперва согласовать ее содержание с гарантом. Но дело-то как раз в том, что бедняга Климкин несколько дней пытался по всем каналам достучаться до Зе «по делу чрезвычайной государственной важности». Не достучался: стук был успешно поглощен колпаком богданов-шефиров. Было это сделано для того, чтобы избавиться от министра, пять лет небезуспешно воевавшего против Кремля, или в надежде, что он не посмеет послать ноту, раздражившую тех, с кем новая администрация ищет пути «нормального переговорного процесса»? Не знал Зе, что его Министр срочно должен обговорить с ним официальную реакцию Украины на возвращение России в Совет Европы, или не хотел знать? Или не должен был знать?

Похоже, это тот сценарий, сочиненный для Украинского сериала на следующие пять лет: олигархи руководят страной, ее внешней и внутренней политикой, а президент Зе изображает «слугу народа» – грузит хохмы твитами, публично оскорбляет министров, руководителей промышленности и законы Украины, громит всенародно по телефону нерадивых, мечет сценичные громы и молнии. Все при деле и публика до поры до времени довольна. Что случится, когда публика поймет, как ее подставили, и куда ведут ее «борцы с олигархами», зависит от нескольких факторов.

Первый и главный – авторство и место написания сценария. Учитывая все изложенное, наиболее логическим было бы предложение искать авторов в Кремле. А это значит, как минимум повторение событий шестилетней давности: народ Украины вряд ли позволит с собой подобные шутки. Как будут разворачиваться события в случае следующего Майдана, думаю, предположить не сложно. В стране накоплена масса неучтенного оружия – это раз; новые и вернувшиеся радетели «братского» союза с Россией выучили уроки прошлых неудач – это два; выучил их и Пу, и обнял Украину с трех сторон – с севера, востока и юга самыми мощными «дружескими» объятиями, на какие сегодня способен – более восьмидесяти тысяч солдат и офицеров ждут команды «Фас!!» – это три.

Второй и скорее – теоретический и успокоительный – цели силы, тыкающей перед собою Зе, действительно экономические. Это значит, как мы уже рассмотрели выше, лишь постепенное, «мягкое» предательство Украины, обмен ее государственности на долю в российском бизнесе. Но и оно возможно лишь до известного предела. За ним – сценарий номер один.

Третий – превращение Зе в диктатора по образцу Пу или Лукашенки. Абсолютное большинство в Раде позволяет изменить Конституцию в сторону наделения Президента диктаторскими полномочиями. Народ Украины с этим тоже вряд ли согласится, т. е. и здесь приходим к фактору первому.

Куда ни кинь – всюду клин!

 

Мне очень жаль земляков, родственников и друзей по всей многострадальной Украине, но ничего более позитивного я выдумать не могу, сколько не пытаюсь.

 

1. PS. И на десерт совпадение: лежу в зале отдыха в сауне и дописываю статью, а рядом, на столике – свежий «Stern» (31), раскрыт на странице с карикатурой. Изображены три человека – работник ЗАГСа и сочетающаяся пара: крупная женщина с наглухо завязанными глазами и щупленький мужичонка, недостающий туфлями до пола. Служащий спрашивает: «Госпожа Украина, согласны ли вы господина Зелен…», на что слепая дама кричит, недослушав: «Да!!!». На лице мужичонки самодовольная ухмылочка.

Здесь ведь что важно? Здесь, в трех персонах удивительно чутко схвачены автором три момента. Во-первых, слепая, не видящая «суженного» – плюгавенького и недалекого – Украина, не видящая его похабненькой улыбочки, самодовольного торжества, уверенности в победе; во-вторых, сам «молодой», способный «понравиться» и «составить партию» только слепой и, в-третьих, – новое отношение Запада к случившемуся в Украине. Первые реакции были восторженными, разные слова были сказаны о «поражении Пу…», «свободном выборе народа Украины» и сделано еще много прочих приятных во всех отношениях авансов. Сегодня, спустя два месяца после избрания, похоже приходит отрезвление.

 

Ирина Бирна, для «Мостов»                                                                                                27.07.2019

[1] Употребимое в этом случае в русском языке понятие «коллега» не совсем верно. Речь идет о человеке, выполняющем аналогичные функции, занимающем ту же должность, но в другой организации или стране. Президенты стран «коллегами» не являются. Коллеги принадлежат одной организации.

[2] Знали его еще члены Комиссии Петербургского Горсовета, занимавшейся расследованием хищений в особо крупных размерах по программе «Сырье в обмен на продовольствие» («Комиссия М. Салье»).

[3] «Silver bullet» (англ.) – чудесное, волшебное средство от всех напастей. Было время, так называли пенициллин.

[4] Валерий Чалый за свою профессиональную деятельность на месте Чрезвычайного и Полномочного Посла Украины в США удостоился высшей награды: Россия навесила на него санкции. А новая администрация поспешила от него избавиться. Странное единодушие в оценках, как хотите.

[5] Этот «борец против коррупции» был не в ладах не только с украинскими законами, но и умудрился наследить в бандитской Лугодонии, от «правосудия» которой тоже вынужден был скрываться. Едва заступив на неофициальную должность «смотрящего», тут же вместе с другом и партнером Владимиром Потапенко провел первую нелегальную операцию: закупил оборудование через фирму, зарегистрированную в Лугодонии. В результате сделки боевики получили полмиллиона гривен.

К методологии захоронения либерализма

 

История оставила нам для размышлений двух великих легендарных коней – Карнея, более известного под именем Троянского, и Инцитата – любимого коня императора Калигулы. В обоих легендах современники стремились оставить потомкам образцы подходов к решению сложных проблем. Отличаются оба подхода друг от друга принципиально. Первый – Троянский – символ уважения к силе, мужеству и стойкости противника. И здесь совершенно не важно, в какой области: политической, военной, социальной или экономической – история последующих тысячелетий подтвердила: «Троянского коня» всегда подсовывают равному, тому, кого не могут победить в «чистом поле», и для победы над кем требуются нелинейные, неортодоксальные, неочевидные подходы. Слабый противник Карнея не стоит.

Инцитат – прямая противоположность Карнею. Инцитат – символ полного и окончательного презрения к противнику; Инцитат – торжество зарвавшегося хамства, достигшего неограниченной власти; Инцитат – демонстрация безнаказанности в чистом виде, упоение бессилием униженных.

 

То, что случилось в Страсбурге в ночь на 25 июня – очередной яркий пример торжества политики инцитатизма: обнаглевший хам, пацан из подворотни, цинично ввел своего «коня» в Парламентскую Ассамблею Европы. В предыдущей статье я уже писала о том, что участие в этой организации России даром не надо: Совет Европы занимается защитой прав человека на континенте, т. е. тем, чего в России нет, никогда не было, и потребность в чем, при сохранении колониального устройства, исключена в будущем. Более того – чего народ российский не знает даже понаслышке и, следовательно, в чем совершенно не нуждается. Но тем более ярка и значима победа России. Это инцитатизм в чистом виде. Достигнутым вправе гордится не только основоположник Калигула, но и развившие идею Ленин, Сталин и Хитлер.

«Конь» российский расселся в ПАСЕ и тут же голосом Лаврова уверил продажных либералов в том, деньги они получат лишь в случае признания аннексии Крыма соответствующей их либеральным и демократическим стандартам. Либералы проглотили и это: в состав московской делегации вошли сразу восемь(!) представителей оккупированного полуострова. Но выбрыки российского «коня» Лавровым только начались. Презрение хама к европейским политикам будет расти, потому что хам получил из Страсбурга очередное подтверждение правоты своей стратегии: Европу можно купить – вопрос не принципов, а цены.

И вот уже из хамов хам, развалясь перед двумя демократами в кресле, хоронит либерализм, как идею. Многие коллеги-комментаторы справедливо отметили, что по-барски вальяжный тон Путина в разговоре с корреспондентами «Financial Times» следует объяснить радостью победы в Страсбурге двумя днями раньше, но никто не обратил внимания на легкую логическую несуразность заявлений майорчика: едва вернувшись в либеральный клуб Европы, – возвращение, стоившее России дорогой лоббистской поддержки и недешевой мотивации европейских партнеров, – едва достигши цели, он заявляет, что «/…/ идея [либерализма] себя изжила, и она вступила в противоречие с интересами подавляющего большинства населения» (курсив мой, иб). Откуда же радость? Весь там-тарарам и «пробки в потолок» по поводу «возвращения Европы к принципам разумной политики»? Зачем стремиться в клуб живых покойников? Логический конфликт здесь, впрочем, лишь поверхностный, и фокус имеет два разоблачения – оба оттуда же – из конюшни, где холят и пестуют российского Инцитата.

Во-первых, идея ваша подохла. Организация, защищающая какие-то там права какого-то там человека, не пользуется ни весом, ни уважением, ни авторитетом даже в ваших странах, но набралась такой наглости, что лишила нас(!) права голоса! И что теперь, господа либералы? Каково без наших нелиберальных, но ощутимых физически денежек? На голых-то принципах, а? Помыкались четыре года и на все наши условия согласились. Не мы – на ваши, заметьте. Так не доказательство ли это мертвечины вашей либеральной идеи?

Во-вторых, наше возвращение необходимо не нам, а миру. Возвращением нашим мы еще раз подтвердили: мы вас покупали и продавали, и впредь будем повторять упражнение так часто, как нам заблагорассудится, единственно из наших потребностей, а вы всякий раз торговали и впредь будете торговать своим либерализмом и правами человека, заглядывая нам в руки. Так не в праве ли мы утверждать, что идея ваша либеральная подохла?

Вот, где источник радости и вальяжности Путина: купить либералов целого континента, а потом в лицо им же заявить, что они политические покойники – высшей степени торжества хамства вообразить трудно. Это обидно, но, если честно – справедливо: чего еще заслуживают либералы и борцы за права, продающиеся за 7% бюджета режиму, виновному в бесконечных военных и уголовных преступлениях? Режиму, который даже не скрывает поставленной перед собой цели: уничтожение демократии на континенте? Пикантности ситуации, особого душка, так сказать, придает тот факт, что нищая, по сути, Россия скупает европейских либералов оптом и в розницу, содержит противников ЕС, неонацистов, пацифистов и прочих радикалов любого колера за деньги самой Европы, за деньги, перекачиваемые по трубе «Северного потока»[1]. Как тут не вспомнить ленинскую притчу о веревке?

То есть, как хотите, а Путин в очередной раз «всех переиграл»!

 

Говорил же Сурков: «Это они думают, что выбор у них есть»…

А ведь это он – о европейских либералах.

 

Ирина Бирна для «Литературного европейца»                                                            14.07.2019

[1] «Маттео Сальвини отрицает финансовую поддержку Москвы. Доверенные лица итальянского министра внутренних дел провели, согласно репортажам, переговоры о финансировании Лега-партии. Прокуратура открыла расследование», 11. Juli 2019, ZEIT ONLINE (пер. с нем. мой, иб)