О дуальности души

I

Всегда с радостью открываю очередной пост Виктора Шендеровича, знаю: написанное коротко и по делу, откроет глаза на нечто в той или иной ситуации от глаз укрывшееся. Это талант, дарование: «попасть в нерв гораздо сильнее…» Вот и с этой заметкой получилось нечто похожее, только немножечко наоборот.

Очень не хочется, чтобы мой ответ был причислен уважаемым автором очередным довеском к тонне того продукта, который ему приходится кушать за некоторые публикации, но в нерв он попал, и мне очень хотелось бы поделиться с ним некоторыми сомнениями по поводу написанного («Еще раз о разрыве души», ЕМ 01.12.2015).

«Публичное международное опущение военного авантюриста должно было произойти так или иначе. (И, заметим в скобках, это правильно.) Но вот публичная, холодно рассчитанная и показанная на весь мир гибель российского пилота воспринимается нами уже как национальное унижение, не правда ли?»

Нет, не правда, дорогой Виктор!

Это уже давно в нас, может со времен пушкинских, эта привычка тыкать в нос читателям симптомами терзаний души, мечущейся между «бедным» народом и «тираном на троне», эдакой болотно-националистической лихорадкой Достоевского: «Разрыв души. Опять разрыв души…»

Простите, Виктор, где проходит этот разрыв, по каким слабым ее местам? Вас «национально унизило» право Турции защищать свое воздушное пространство? В чем «национальность» Вашего унижения — в том, что сбили русского, или в том, что сбили турки? В чем увидели Вы «холодную расчетливость» случившегося?

Давайте оставаться на базе реальных фактов. Россия десятки раз нарушала воздушное пространство Турции; Турция предупреждала, «строго» предупреждала, «последний» раз предупреждала, поднимала в воздух перехватчики… Это — первое. Второе: бомбардировщик российский летел бомбить мирное население в сотнях километров от территорий, занимаемых IS. Территории эти населены этническими турками, находящимися под особой защитой Турции. Третье: цели бомбардировок Вам тоже должны быть известны — школы, детские сады, пекарни и больницы. Неужели этого мало для того, чтобы сбить пиратский самолет над собственной территорией?

Или ударение в Вашем предложении следует искать над словом «пилот»? Да, соглашусь я, жизнь любого человека священна. Любого. Именно поэтому практически весь цивилизованный мир отказался от смертной казни. Но вот ситуация: вооруженный бандит идет убивать. Что делать вооруженной же полиции? Правильно. И пилота Вашего предупреждали, ровно 10 раз. Лишь потом сбили. И сохранили тем самым жизни десятков женщин и детей.

«Но что делать тем, кто отличает Родину от администрации?» — Вы о чем?! О почти 90% этой самой «родины», на которых покоится эта самая администрация? Или об оставшихся 10%? Вот, скажем, Навальный, он где — в 90 или в 10? Он против Путина выступает, да, но: «Крым российский» и, в случае выбора президентом, Крым не вернет ни на каких условиях (заявлял многократно). Или вот Ходорковский. Едва вышел из лагеря, так сразу и заявил, что Чечня должна остаться в России. Или еще один «противник» — Иноземцев — даже в президенты баллотировался, такой прямо отчаянный! Только вот критика его, уж как хотите, чичиковская какая-то: плохо-то плохо, а как бы оно и того… хорошо, что ли. И всё читателей своих каким-то «российским» народом кормит, мол и единение у нас, и согласие… Замените в его статьях «российский» на «советский» и повеет чем-то ну очень знакомым. Это все люди мирозлюбивые, публика, страдающая раздвоением души между имперской гордостью и необходимостью казаться прогрессивными. Вы думаете, кто-то из них, придя к власти будет лучше, гуманнее майоришки? Хуже будут, поверьте на слово! Кровью зальют и Россию и соседей, чтобы доказать правоту своих теорий. Мы же видели это уже неоднократно, самый яркий пример — приход к власти «кремлевского мечтателя» Ленина на смену Николаю Кровавому.

Вот и получается, дорогой Виктор, что никакого «разрыва души» нет и быть не может. Как нет и конфликта между родиной и преступным государством, потому что это одно целое и спаянное веками: народ и администрация, администрация и народ. Поэтому позволю себе еще одну Вашу мысль несколько переделать:

«Ибо <…> авантюрист в Кремле, загнавший себя в угол и давно озабоченный только самосохранением <…> и есть Россия» — так оно вернее.

 

Ирина Бирна,                                                                                 Neustadt, Germany, 04.12.2015

 

II

 

Предлагаемая выше статья была мною послана в редакцию «Еврейского Мира» (ЕМ) — интернет издания из Чикаго (США), опубликовавшего статью Виктора Шендеровича. А вот полный ответ, который я получила:

«Рецензии на статьи таких авторов, как Шендерович, мы не публикуем…»

Ответ, удививший меня.

А, может, и вас, дорогие читатели?

Поэтому и предлагаю я читателям нашего журнала немного поболтать на тему, затронутую таким автором.

Только теперь давайте отвлечемся от автора — в конце концов это не его вина, эта неуклюжая попытка редакции опантеонить его. Я и сама не совсем поняла, о какой «критике» упоминает редакционный ответ, вернее, что «критического» — в негативном для Виктора смысле, — прочла уважаемая редакция в моих двух абзацах.

Nothing personal, just а business.[1]

 

В цитируемой статье, как и в повальном большинстве иных, посвященных моментальной ситуации России, находим мы этот, ставший вдруг снова востребованным дремучий националистический мотив: страдание невинного русского народа (сейчас, правда многие обзывают его «российским», а совсем еще недавно был он «советским»). Не знаю, кто и когда ввел его в обиход, но бесспорно ввел его некий талантливый сатрап, сочиняющий где-нибудь в Петербурге или Москве сопливые стишки о бедной жизни бедного народа. Стишки, приводящие экзальтированных дамочек — дочерей и жен таких же сатрапов — в состояние, требующее немедленного смачивания висков ароматической солью: «Аh! Nos pauvre muzhichki!»[2] Таким образом и первый и вторые «служили» своему народу. И жили исключительно за счет ограбления его. Но идея была настолько «гуманна», «либеральна», даже «революционна», что с тех пор нет у художника российского иного выхода, как жевать сопли по поводу «тяжелого положения невинного народа», или «родины», страдающей под очередным временщиком. Как и тот, первый, сатрап-виршеплет стишками своими становился в приятную позицию салонной фронды ко двору, так и нынешние считают себя завзятыми противниками режима, противопоставляя «родину» «администрации».

И не желают поэты наши замечать простых вещей: того, например факта, что жеманством своим, фарисейством, лицемерием и ханжеством, размазанными по бумаге, закрепощают народ посильнее любых законов, принимаемых кремлевскими временщиками. Или того, что и те (народ) и другие (временщики) прекрасно адаптировались к ситуации и пользуются ею к обоюдному удовольствию (из чего, кстати, следует, что ситуация для России природна и неконфликтна ничуть). Или того, наконец, что давно уже этот самый «народ» не отличим от его палачей («администрации»).

Более двух веков уже, с тех самых пор, как появилось то, что называют современной «русской» литературой, не прекращается этот вой о пьянстве, разврате и грязи, в которых живет народ. В кремлевских палатах сменяли друг друга романовские палачи, им на смену пришли демократические, т. е. выбранные из того самого народа, но положение его не улучшилось ни на йоту: он по прежнему пьет и развратничает в той же грязи. И поэты наши продолжают собирать урожай с благодатной нивы «народничества».

 

III

 

Для того, чтобы понять, о чем пишут авторы, следует за эмоциональными деревьями текста ни в коем случае не потерять из виду смыслового леса. Для этого прежде всего давайте определимся в том, что такое эта самая «родина»? Без сложных философских категорий.

Территория? Безусловно — каждый из нас связывает себя, свою судьбу, историю, надежды и даже собственный характер с определенным клочком земли, песка, наваленных друг на друга камней или акваторией какой-нибудь лужи, очерченными на карте более или менее толстыми кривыми, отделяющими мою «родину» от твоей.

Ландшафт? Всенепременно — сентиментальная сопливость к березкам, перекати-полям, устрицам или, на худой конец, к дождевым червям, покрывающим территорию или наполняющим ее недра — важная составная часть любви к «родине». Разумеется, все это в равном градусе эмоционального экстаза относится и к полезным ископаемым.

Инфраструктура? Слово новое, слово вражеское, но и описываемая им совокупность созданного населением территории, несомненно наполняет «родину» определенным смыслом.

Климат, урожайность, яйценоскость кур и верность жен — все это строчки из той же патриотической арии, исполняемой поэтами на музыку режима и являющейся частью тысячелетней партитуры дрессировки населения в целях вырастить нерассуждающего работягу-муравья, готового по первому воплю вляпавшегося в дерьмо композитора, броситься защищать собственные розги, кандалы, концлагеря и виселицы.

Совершенно очевидно, что разрыв интеллигентской души происходит не по границам, обозначенным выше, т. е. не по кривым «территория (ландшафт) — администрация», — исключено по причине абсурдности; и не по кривой «инфраструктура — администрация», — просто потому, что категории эти не могут вступать в конфликт изначально, по определению; а по кривой «народ — администрация». Ведь именно и определенно лишь народ, территорию населяющий и инфраструктуру создающий, может вступить в конфликт с администрацией. Иными словами, авторов мучает исконно русская, вековая, демонстративная душевная лихоманка, страдание о судьбах «бедного» народа.

И я верю, что она искренна, иначе не стала бы обращать на нее внимание и покушаться на время читателей.

Но так ли это? Есть ли конфликт? Страдает ли народ? Почему народ этот, «страдающий» в стихах, прозе, на сцене и полотнах его интеллигенции, ни разу за всю 8-ми вековую историю империи не вышел на улицу? Ни разу не заявил о своем «страдании»? Не взял свою судьбу в свои руки, как это сделали, например, украинцы два года назад? Вопрос ведь можно поставить и жестче: почему народ этот, «страдая», требовал крови соседей, заимевших мужество от страданий избавиться, как это было в ГДР, Венгрии, Чехословакии, Польше… Почему народ этот не просто поет свое рабство, но но с готовностью какой-то особой, национальной, бросается уничтожать любого, кто стремиться покончить с рабством у себя дома? Что это за народ такой?!

Всем, питающим иллюзии по отношению к «несчастному» народу российскому, посвящается:

«Тут придется мне пожалуй

Делать орган без людей…»

Скриншот Youtube, Михаил Ефремов

 

Это первое, но, к сожалению, не главное.

Есть второе, тоже не очень главное, хотя и характерное.

Хочет ли народ наших «страданий» и «самокопаний»? В конце повестки дня всегда стоит последний вопрос: «Хочет ли народ правды?» Востребована ли она? Ведь ни вы первые и не вы последние в километровой очереди тех, кто «страдает» разделением души, кому «народ» жалко, кому «правду» до народа донести нужно. А народ этот и знать о страдании своем не знает, еще больше — знать не желает, и правда ему тоже не нужна. Как думаете, дорогие читатели, столько миллионов человек прочли в интернете статью Виктора Шендеровича и узнали о том, что они с администрацией не едины, что они — цаца, а администрация — наоборот — бяка? Ну, хорошо, сколько тысяч? Ну, может, хоть пару сотен? Или десятков? Да ведь никто не читал! Вот ведь в чем все дело. А это уже несколько иная ситуация. В Российской империи девственный национало-фашизм народа русского поддерживался его повальной неграмотностью; в СССР — заглушками и железным занавесом, фактическим запретом на изучение иностранных языков. Это — алиби; это — то, чем можно было оправдывать первобытную агрессивность этого народа, мазохистскую грязь души его, нетерпимость к чистоте других. Чем оправдать эти черты сегодня? Интернет в России, несмотря на угрозы ввести цензуру, все еще свободен. Следовательно, любой представитель этого самого «несчастного», «страдающего» народа может свободно прочесть любой материал — хоть цитируемую статью, например. Прочесть и переслать ссылку приятелям, таким же «униженным и оскорбленным», как сам. Те перешлют дальше и дальше, и дальше. Рано или поздно должна образоваться некая критическая масса возмущенных; они выйдут на улицы, сговорившись о месте и времени по тому же интернету… — так начиналась Арабская весна. Выйдут и покажут администрации, что не согласны, что требуют перемен, что «достало». Но в арабских странах живет другой народ, там и другие поэты. Вдумайтесь в простой и страшный этой простотой факт: Китай, Северная Корея, Иран цензируют или вовсе запрещают интернет — они его боятся, вернее, конечно, боятся они собственных народов, могущих узнать правду об администрации. А российская клика не цензирует. Ей бояться нечего, — как я писала выше, она единое целое со своим народом, кровь от крови и плод от плоти его.

И третье — главное.

Разделяя население территории на «народ» и «администрацию», выводя первый из-под ответственности за преступления второй, становится поэт на тонкий лед двойных исторических стандартов. Понимаешь это особенно отчетливо здесь, в Германии, живя среди «народа-преступника» (Tätervolk). Если немецкой народ поголовно отвечает за преступления нацистской администрации, то по какому праву сочиняют певцы народной скорби народу российскому алиби за кровавые бойни в Молдавии, Карабахе, Чечне, Грузии, Украине? Не народ ли несет разделенную ответственность за «Курск», газовую камеру «Норд-Оста», сожженных детей Беслана, дома Москвы и Волгодонска?

Если Путин находится у власти уже 16 лет и будет находиться еще по крайней мере следующие 9, то это вина единственно народа. Это значит лишь одно: народ един в своей поддержке той администрации, которой его веками стремятся противопоставить.

И в заключение.

Если определенная терапия вот уже более двух столетий не приносит облегчения пациенту, то не пора ли ее поменять? Пока пациент не помер? Совершенно очевидно, что попытки избавить алкоголика от зависимости путем описания и оправдывания ситуации, приведшей к пагубной привычке, не помогли. Не попробовать ли указать несчастному на его собственную вину в его болезни? Не будет ли это настоящим народничеством, народозаступничеством — открыть ему глаза на истинное его лицо? И вину его в крови, проливаемой его именем и его руками?

 

Ирина Бирна,                                                                                                Neustadt, 08.12.2015

[1]Ничего личного, просто бизнес (англ)

[2]Ах! Наши бедненькие мужички! (франц)