О нации
«/…/ Так сын, спокойный и нахальный,
Стыдится матери своей –
Усталой, робкой и печальной –
Средь городских своих друзей /…/»
Иван Бунин, Родине, 1891
Приближается 61-я годовщина Венгерской Национально-Освободительной Революции. В прошлом, «юбилейном», году было много публикаций по этой теме, и читатель легко найдет информацию на любой вкус: от «коварства ЦРУшников и закулисы», до «спонтанных выступлений студентов, переросших…» Какой верить – дело совести, индивидуального исторического опыта и интеллектуального развития. Я не о том. Я не собираюсь никого убеждать или уговаривать. Я хочу остановиться на одном важном для меня лично моменте. И – кто знает? – возможно, момент этот покажется важным еще кому-то. И будет нас уже двое…
Пропагандистские плакаты начала 50-х.
(Фото автора из экспозиции музея «Дом Террора»)
Хорошие плакаты, не правда ли? Мне нравятся. Жаль, не понимаю, что на них написано. Но – наглядные! – всё и так ясно. Вот целая армия крестьян гордо идет за трактором мимо маленьких, трясущихся буржуинов. Те, разумеется, с сигарой и кривоногие. Какой же буржуин без сигары и скривившихся под спудом пуза ног? От таких, понятно, трактора не дождешься! Или, в крайнем случае, какой-нибудь там «Deutz», «Porsche», «Bulldog» или «John Deere», а тут – самый что ни на есть взаправдашний ХТЗ! Или вот счастливая семья, только что обменявшая на трудодни радио, сапоги и велосипед. На туфли жене и сыну трудодней не хватило – оно и не страшно: радио можно и босиком слушать! А вот крестьянин, потеряв вековое терпение, топчет всех, стоящих у него на пути к закромам родины. Там, в закромах, получит он за свой мешок зерна честные трудодни и когда-нибудь сможет даже настоящее венгерское салями на них обменять!..
Хорошие плакаты. Везде весели. Только почему-то студенты и молодежь Будапешта и еще некоторых городов, недовольна была. Не знаю, почему. Только недовольна. Может, салями мало было на родительские трудодни, может, гуляш подорожал, а, может, просто переходной возраст – жрать хочется!.. И пошли студенты с голоду по улицам шататься. Шатались, шатались и начали к ним разные люди присоединяться. Несознательные, конечно. Но начали. Дошли слухи до Самого Главного Венгра и его Правительства. Они немного подумали и тоже, как все, присоединились к студентам. То есть шататься по улицам они не пошли, они зашатались марксистско-ленински. То, что такие шатания до добра не доводят, учили классики и внушал тов. Сталин, но не в коня корм – не поняли венгры сути кремлевского марксизма. Зашатались. Шатания выразились в том, что они попросили засидевшихся «освободителей» уйти из Будапешта. Те, почему-то, взяли и ушли. Тогда их попросили пройти еще немного – до границ с другими «братскими» народами, и границы эти перейти. Те отказались. А венгры, засевшие в правительстве, зашатались уже вовсю, как в лихоманке: отменили колхозы с трудоднями, ввели многопартийную систему, вышли из Варшавского Договора и обратились в ООН с просьбой о защите… Тут, конечно, началось! Дом на Андрасси 60 взяли штурмом, подвалы открыли, «слуг народа» повыковыряли из кабинетов и – эмоциональный венгры народ! – кое-кого пристрелили, а кого и вверх ногами подвесили – благо деревьев на этой самой красивой улице Будапешта[1] хватает. И остались от госбезопасности рожки да ножки, а от «отца всех народов», и венгерского в том числе, – сапоги.
Это не оригинальные – восстановленные специально для музея «Парк Памяти»
(фото автора)
Фотографии, повторяю, каждый найдет в интернете. Представляю себе недоумение бегающих, как тараканы от тапки, офицеров AVH: они же, по сравнению с советскими учителями, ничего такого и не сделали – всего-то какую-то пару тысяч замордовать успели… И такая реакция?!
Продолжение все знают: план танковой атаки против безоружных жителей Будапешта разрабатывал аж сам лично маршал победы (была у этого мародера и насильника такая кличка). И аккурат к 39-й годовщине великого октября, 6 ноября, последние очаги сопротивления были сломлены и «восстановлен конституционный порядок»: Правительство свергнуто и арестовано, тысячи жителей схвачены и брошены в концлагеря, тайная полиция усилена. Венгрия вернулась в «братскую социалистическую семью народов».
Почему я так долго об этом рассказываю? Да потому, что при знакомстве с подобными материалами (Берлин‘53, Прага’68) меня всегда преследует одна мысль: чем объяснить долготерпение народа российского? И долготерпение ли это? Давайте немного порассуждаем на эту тему, опираясь на венгерский опыт.
Почему судьба венгерских крестьян, задушенных коллективизацией и продразверсткой, не оставила равнодушными будапештских студентов? В городе, тем более в столице, вполне можно было жить. Перед ними было будущее: учеба, карьера, места в элите общества. А они всё это променяли на химерную надежду. Не надежду даже, а так – пшик, мираж. Почему судьба умирающих советских крестьян не волновала никого? Почему никого не волновала судьба духовенства? В чем разница между россиянином и венгром?
Разница в том, что венграм удалось создать нацию. А нация – это, прежде всего, чувство локтя, чувство, говорящее каждому члену этого непонятного многим специалистам, но тем не менее реально существующего, сообщества, что внутри него чужого горя не бывает, что, если ты сегодня промолчишь, завтра та же участь постигнет тебя.
В России нация не сложилась. Более того, вся философия, заложенная испокон веков во внутреннюю политику постоянно распухающей страны, исключала возможность создания нации, всеми силами препятствовала этому процессу. За доказательствами далеко ходить не надо – достаточно полистать классическую литературу, чтобы убедиться в том, что презрение к «инородцам» было обычной социальной атмосферой, вызывающей столько же неудобств или отторгающих реакций у образованных слоев, как питьевая вода или воздух. Презрение это было просто тут, как нечто изначально данное. Почитайте, с каким талантливым презрением пишет Достоевский о своих соплеменниках-поляках, или украинец Чехов – об украинцах. И оба – о евреях. Это – первое.
Второе. Нацию тоже можно разделить на классы и переложить их «прослойками», но деление это будет вторичным. Первичным, определяющим социальные реакции, останется нация, а это значит, что в момент опасности человек будет спасать человека, а не «крестьянина», «рабочего» или «интеллигента».
Третье. Исходя из вторичности социального деления нации на иные категории, исключена возможность стравливания больших групп людей между собой. Принцип «разделяй и властвуй» в национальном государстве значительно теряет в силе. Именно поэтому в Российской империи насаждали ненависть между отдельными народами и культивировали «неполноценность», «вороватость», «хитрость», «лень»[2], «свойственные» тем или иным народам, оттеняя эти свойства их «наивностью», «трудолюбием» и даже «богоизбранностью» народа «русского». В СССР к этой, веками культивируемой, арогантности «русского» народа, добавилась «классовая» неполноценность крестьян и интеллигенции по сравнению с пролетариатом. Это привело к росту напряжения уже внутри каждого из народов, не исключая и «богоизбранный», что, с одной стороны, значительно упростило задачи правящей диктатуры, с другой – стало на пути национального сплочения.
Четвертое. Постоянное, ставшее частью культуры, унижение крестьян, насмешки над их образовательным уровнем, презрение к крестьянскому труду – все это облегчило коллективизацию и сделало возможными искусственные голодовки. Более того, позволило логически вывести вину крестьян в голодовках. И эта извращенная логика кремлевских мясников опять-таки не вызвала никаких протестующих реакций социума.
Таким образом, говоря о различиях в реакции одной части народа на страдания другой его части, в случае «Русской системы», недопустимо говорить о «терпении народа». По крайней мере, на двух основаниях.
Первое. Речь, совершенно очевидно, идет не о «терпении», а о безразличии к судьбе части народа, заблаговременно выведенной политикой за рамки социального договора. Так поступали, как мы знаем, не только с крестьянами, но и писателями, художниками, производственной интеллигенцией и даже с пролетариатом.
Второе. «Терпеть» народу российскому никогда не приходилось целиком и одновременно. Мудрая политика разделения оставляла всегда возможность для надежды на выживание на «правильной стороне баррикады» – стоило лишь «не заметить» умирающих от голода крестьян под ногами, заклеймить инженера, врача или композитора, заявить «куда следует» на коллегу или соседа.
Ничего похожего не было в Венгрии. Здесь каждый видел и знал, что происходит в деревне, на фабриках и заводах; каждый знал о практике «задержания» без предъявления обвинения и помещение задержанного в один из десятков концлагерей. И касалось происходившее каждого, потому что речь шла о венграх, а не о «инородцах» или «классах», и поэтому каждый мог стать следующим в подвалах особняка в стиле неоклассицизма на Андрасси 60. И это знание безысходности, предопределенности погнало безоружных людей голой грудью на танки «гениального» Жукова.
***
На правом берегу Дуная над рекой и городом царит гора Геллерт. Место это поганое, веками верили жители Буды, а до них еще и римских поселений, что на горе собираются ведьмы на свои шабаши. Строить здесь значило разрушить собственное будущее.
Австрийцы после революции 1848 г. решили поставить здесь Цитадель, как напоминание о том, кто в доме хозяин. Через 75 лет не стало Австро-Венгрии…
Советы поставили здесь памятник «освободителям» – через 45 лет рухнул СССР.
Почему бы венграм не предложить России здесь участок под застройку? По льготному тарифу, а?
Ирина Бирна, Будапешт, 05.09.2017
[1] Эту тенистую красавицу-улицу называют Будапештским Champs Elysees.
[2] См., например, у А.П.Чехова об украинцах.
